Любовь среди руин. Полное собрание рассказов. Ивлин Во

Чтение книги онлайн.

      Город – Дублин.

      И животное – удав-констриктор».

      – О, как чудесно, Бэзил!

      – Бедняга Адам, я никогда не связывал его с Дублином, – просто идеально!

      – А почему кактус?

      – Похож на фаллос, моя милая, и вдобавок с колючками.

      – И с этими вульгарными цветками.

      – Удав-констриктор – блеск!

      – Да уж, с его-то пищеварением.

      – И ужалить не может – только удавить.

      – И гипнотизирует кроликов.

      – Надо мне будет написать портрет Адама, гипнотизирующего кролика.

      И тут же:

      – Имоджен, ты не идешь?

      – Не могу. Меня дико клонит в сон. Не напивайся, хорошо? И разбуди меня утром.

      – И все-таки ты на меня сердишься, Имоджен.

      – Я слишком устала, милый мой, чтобы на кого-то сердиться. Спокойной ночи.

      Дверь закрылась.

      – «Милый мой»… Она в бешенстве.

      – Так и знал, зря вы заставили меня это читать.

      – Она весь вечер была какая-то странная, я считаю.

      – Мне она сказала, что, перед тем как спуститься, обедала с Адамом.

      – И надеюсь, переела. У Адама все переедают, ты не находишь?

      – А всё либидо.

      – Но, знаете, я все равно очень горжусь этим персонажем. Интересно, почему раньше никому из нас не приходила мысль о Дублине?

      – Бэзил, ты и правда считаешь, что у Имоджен может быть роман с Адамом?

      Обстоятельства

      ПРИМЕЧАНИЕ. Помимо пропуска некоторых согласных, никаких попыток передать фонетические особенности речи Глэдис и Ады, кухарки и горничной из небольшого домика в Эрлс-Корте[2], предпринято не было, и, надо полагать, так они и говорят.

      Смысл диалогов в фильме опытный киноман угадывает по жестам актеров, реальными же «субтитрами» являются только фразы, выделенные прописными буквами[3].

      Клуб «Кокатрис»[4], 2:30 ночи. Cредоточие лондонской ночной жизни

      На «титульной заставке» натюрморт с бутылкой шампанского, бокалами и комической маской – или она зевающая?

      – Oй, Глэдис, началось! Так и знала, что опоздаем.

      – Пус’яки, милая, я хорошо вижу в темноте. Ой, простите… Честное слово, думала, места не заняты!

      Эротическое хихиканье и легкая потасовка.

      – Да отстань ты, нахаленыш, дай пройти!

      – Сюда, Глэдис, ‘он там два места!

      – Не, ну надо же… пытался усадить меня к себе на колени!

      – Да ланно, Глэдис, проехали! Что хоть за картина-то? Комичная?

      Экран почти весь затемнен, будто пленка сильно передержана. Прерывистый, но яркий луч кинопроектора высвечивает густую толпу танцующих, болтающих, жующих.

      – Нет, Ада, – это гроза. Я бы даже сказала, песчаная буря. Видела на днях с Фредом похожий фильм.

      Всем по нраву моя крошка[5]

      Крупный план: голова девушки.

      – А ‘от и его крошка. ‘Мотри, не она ль?

      Довольно милая головка, стрижка «фокстрот»[6], превосходная посадка. Только начинаешь оценивать изысканность ее формы (пленка слишком плоха, чтобы составить хоть какое-то впечатление о текстуре) – а в кадре вместо головы уже тучный пожилой мужчина c саксофоном. Пленка мутнеет – в духе авангардных киностудий континентальной Европы: саксофонист уже превратился в воронку вихревого движения, лица высвечиваются и снова исчезают, а обрывочные субтитры не дожидаются, когда их прочтут.

      – Ну а я буду считать, что он легкий.

      Голос с кембриджским акцентом с более дорогих мест:

      – Экспрессионизмус!

      Глэдис пихает Аду в бок и шепчет:

      – Иностранец!

      После нескольких переключений перспективы фокус внезапно становится стереоскопически ясным. Девушка сидит за столом, наклоняясь к молодому человеку, который подносит зажигалку к ее сигарете. К ним подсаживаются еще трое-четверо мужчин. Все в выходных костюмах.

      – Нет, СКАЧАТЬ