Царь-рыба. Виктор Астафьев

Чтение книги онлайн.

      – Давай! Я умею маленько.

      Беглец сел посреди избушки на табуретку, папа повязал его мешковиной и закружился вокруг клиента, защелкал ножницами, однако обычных при этом складных присказок не выдавал.

      Я замел волосья в печку.

      Высотин бросил в полотняный кошель мешочек с солью, булку хлеба да коробок спичек, кусок сахара и со словами: «Вот… чем богаты», – подал его гостю.

      – Благодарствую! Спаси вас Бог.

      – Не на чем. Чё-то не очень он нас пасет. Кто знает, что завтра с нами будет?

      – Не гневите, не гневите Всевышнего – все под Ним ходим… Не надо так. Не надо без веры жить.

      – А где ее, веры-то, набраться? У тебя?

      – Да у меня хотя бы. Я ж не терял веры, даже там, на краю гибели, в тундре. Я стремлюсь к справедливости, и Бог мне помогает.

      – Ну, ну, стремись. А мы тут, в Игарке, такой справедливости навидались, что некуда уж справедливей.

      – Нет, нет и нет, мужики, не победить человеконенавистникам исконную доброту в людях. И сейчас не всех они и не всё сломили. Не всех, не всех. Как ни странно, среди интеллигенции, именно среди той части самых обездоленных, которую тюремные и лагерные держиморды особенно люто ненавидят, находятся люди столь стойкие, что они потрясают своим мужеством даже самых кровожадных мясников. Подумайте сами – почти ослепший от побоев, карцеров, недоедов, старенький философ-ученый заявляет начальнику лагеря и замполиту: «Я не могу быть арестованным. Это вы вот навечно арестованы…» – «Как это?» – гогочут граждане начальники. «А так вот – сейчас войдет старший по чину, и вы вскочите, руки к пустой голове приложите, а я как сидел на табуретке, так и буду сидеть, продолжая думать то, чего не успел додумать прежде, – о человечестве и о вас буду думать, поскольку есть вы несчастное, заблудшее отродье и нечем вам думать, лишены вы думательного инструмента…»

      – Н-да, гладко ты баешь, а мужика-то, крестьянина, они охомутали, извели.

      – И все равно доброта и терпение разоружат, изведут злодейство.

      – Больно ты разоружил-то Шмыря и Серого.

      – Да-а, тут правда ваша. Этих никаким, даже Божьим словом не проймешь. Это уже продукт новой эпохи.

      – Да завсегда они были и будут. И, между прочим, тоже отца-мать имели и имеют, верующих, деревенских, может, и пролетарьев – но масть-то идет одна.

      – Не дай Бог, не дай Бог, мужики, если Серый и Шмырь да их сотворители начнут миром править.

      – Конечно, конечно, не дай и не приведи Господи.

      – Ну, значит, с Богом! И вали дальше. Вроде утихает. Нам на сети скоро.

      В полдень мы выплыли на сети. Хромого в бане уже не было. Спустившись к лодке, мы увидели его, резко припадающего на правую ногу, километрах в двух от избушки. Он шел в направлении станка Полой, правился вверх по реке, к свободе, к заступнику всех обиженных и угнетенных, и далеко, ох как далеко и долго ему было еще идти, добираться СКАЧАТЬ