Ганелон закричал. Его корчило. Пена летела с закушенных губ, но белый рыцарь в небе услышал крик Ганелона и начал теснить черного.
«У тебя теперь никогда не будет друзей…» – смутно слышал Ганелон сквозь собственную боль, сквозь собственное страдание некий голос. И этот голос был уже совсем не тот, который только что повторял: бедный Моньо, бедный Монашек. И пальцы, с силой растиравшие его кожу, теперь уже тоже не были чужими тонкими пальцами. Наоборот, теперь это были сильные мужские пальцы, они были горячие и сухие, и голос слышался сильный, мужской. «У тебя теперь никогда не будет друзей, никого, кроме братьев по духу. Запомни! Ты никогда не познаешь никакой другой любви, кроме любви к Господу. Запомни! Блаженный Доминик призывает тебя к Делу. Запомни! С этого часа, брат Ганелон, твоя жизнь посвящена Делу. Запомни! С этого часа ты наш вечный тайный брат, и дело твое – спасение душ заблудших».
Сильные пальцы растирали Ганелону грудь, живот, ноги. Боль медленно отступала, и белый рыцарь в небе уже торжествующе заносил копье над поверженным противником. Безумная мысль на мгновенье обожгла Ганелона: вскочить, нагнать Амансульту, схватить ее за руку, закричать, повергнуть в траву, сорвать платье с трепещущего тела и, удерживая левой рукой, правой с маху ударить кинжалом в дьявольскую отметину под ее левой грудью!
«Ты все теперь забудешь, брат Ганелон, – доносился до него голос. – Ты будешь предавать многих, и многие тебя будут предавать. Отныне твоя жизнь посвящена Делу. Ты увидишь ужасный большой мир. Ты много раз погибнешь. Ты будешь одинок, и ты отречешься от мира, как он отрекся от тебя. Мир будет терзать тебя, но тебя ждет спасение».
– Уйди, уйди! Чур меня, чур!
Белый рыцарь в небе, победив, торжествующе удалялся в сторону юга.
На Ганелона смотрели круглые, зеленые, близко сведенные к переносице глаза брата Одо. Пахло травой и жаркой тоской. Звенели цикады. Стояла ночь. Звезды раскинулись над невидимой горой, как шатер паладина. Ганелон вдохнул горный воздух и мучительно улыбнулся брату Одо.
Не зажигай на востоке огня,
пусть не уходит мой друг от меня,
пусть часовой дожидается дня…
Когда-то Ганелон слышал такую альбу.
Он даже помнил слова, которыми она заканчивалась:
Боже, как быстро приходит рассвет!
Как быстро! Действительно, как быстро! Будто во сне в одно мгновение пролетели перед ним смутные видения. Он увидел черный дым костра, на котором богохульник барон Теодульф сжег на его глазах катара-тряпичника, и ужасное лицо своей несчастной матери, убитой черной оспой, и безумный крик отца, в собственном доме сожженного бароном Теодульфом.
Он собрал силы и сел. Не было больше стонов и криков, ниоткуда не несло сладковатым дымом, не скрежетало безумное чрево земли, не визжал тряпичник: «Сын погибели!» Зато на Ганелона смотрели внимательные глаза брата Одо.
– Ты СКАЧАТЬ