Дым Отечества. Василий Павлович Щепетнев

Чтение книги онлайн.

      – Я, конечно, рад…

      – Погодите. Рад, не рад – это сантименты. Важно, что именно нам троим именно сегодня явились эти… бусины.

      До этого молчавший Ванштейн кашлянул, привлекая внимание:

      – Чего только не увидишь в космосе. Особенно в Дальнем Космосе. Особенно на релятивистской скорости. Особенно перед Торможением. Нервы, они и в Пространстве Нервы.

      – А мы, получается, самые неустойчивые из всего экипажа? – сказал командир без капли иронии в голосе.

      – Или самые чуткие. Или самые дисциплинированные. Другие, может, чертей зелёных видят, да молчат.

      – Пусть так. Помолчим и мы, – Командор сказал то, что хотел сказать. Дальше думайте сами, если умеете.

      Каждый, конечно, надеялся, что умеет. И думал, думал… Вот так изобретается динамит. Или жевательная резинка – штука пострашнее динамита, во всяком случае, для бортмехаников космических кораблей, и потому строжайше запрещённая на любом борту, от катера до межзвёздного крейсера.

      Фомин усмехнулся. Не много же он надумал.

      В ЦУПе часы были особые, ториевые, с двумя циферблатами. Один циферблат показывал корабельное время, другой – земное, московское. Вторые спешили уже на два месяца, их постоянно выверял Цифруша. Потом, после полета, часы эти попадут в музей Циолковского. Если какой-нибудь шустрый кок не перехватит.

      До начала торможения оставалось пять минут. Спеть песенку трио? «Пять минут, пять минут?» Сочинить историческую фразу, краткую и доходчивую? Или откупорить шампанского бутылку, по-гусарски, пробкой в потолок?

      Но голос у Фомина был посредственный, умные фразы в голову не спешили, а откупоривать шампанское в присутствии командира сочли бы непростительной дерзостью. У него и шампанского-то никакого нет. Есть спирт, которым бортмеханики, согласно опять же традиции, должны протирать разные технические поверхности. Но спирт выстрела не даёт…

      Буднично, совершенно неторжественно зазвенел таймер.

      – Пора, Андрей Борисович, – сказал Командор Ванштейну.

      Оба сели за кресла пилотов, синхронно – или почти синхронно, взялись за рычажки торможения.

      – Три, два, один, ноль, – скомандовал Командор, на «ноль» поворачивая рычажок. То же сделал и Ванштейн.

      Никакой нужды в дублировании не было. Повернуть рычажок мог и один человек. Более того, торможение началось бы и вовсе без пилота – Цифруша просто обязан дать команду на торможение. Вдруг экипаж вымер от неизвестной межзвёздной болезни или, тьфу-тьфу-тьфу, ещё хуже, упился спиртом из запаса Фомина.

      И вообще, торможение начнется не сейчас, а минут через семь, когда иссякнет последняя порция гатрамонов. А ну как не иссякнет? Тут-то бортмеханик и явит себя в полной красе: почешет в затылке, руками всплеснёт и начнет откручивать гаечки. Все подряд, какие попадутся, потому как откручивай, не откручивай – одно. Гатрамонную камеру в полёте не чинят.

      Все СКАЧАТЬ