Моя жизнь и любовь. Книга 2. Фрэнк Харрис

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ пятнадцати миллионов человек. Сегодня – почти двести миллионов. И число таких растет с необычайной скоростью. К концу XX века таких будет уже четыреста, даже пятьсот миллионов разговаривающих по-английски. Единственным настоящим конкурентом для нас остаются русские. Но и русские нам уступят, как только Австралия и Центральная Африка заговорят на английском. Вердикт человечества в пользу английского языка как языка самых прогрессивных и самых многочисленных народов мира. И я склонен полагать, что только такое суждение и верно.

      Помнится, через год или около того Тургенев говорил мне, что он предпочитает русский язык немецкому или французскому (хотя сам превосходно говорил на обоих языках). Он настаивал на том, что русский язык гораздо богаче, гораздо более тонкий инструмент, чем немецкий, и «он уже гораздо более широко распространен» – таким был его последним аргумент.

      – Выживает, – сказал Барон, – наиболее приспособленный, но наиболее приспособленный далеко не всегда является лучшим или высшим. Несмотря на ваши аргументы, и они превосходны, я расцениваю выводы, сделанные до того, как вы возобновили дискуссию, как более близкие к истине во многих существенных аспектах. Я все еще думаю, что итальянский язык более музыкальный, чем английский. Вы никогда не докажете, что английский «критчер» так же музыкален, как кре-а-ту-ра (он произнес это слово раздельно в четыре слога). А французский все равно останется лучшим языком для дипломатии, чем английский, поскольку имеет более тонкие оттенки вежливости, более точные оттенки для любезной беседы. У нас, французов, есть пятьдесят разных выражений для окончания послания. Сравните: «Yours sincerely», «Yours truly», «Yours faithfully»[70]. Я полагаю, что во всех вопросах вежливости у нас есть полный оркестр, а у вас нет ничего, кроме банджо, тарелок и барабана!

      – Это заявление, – ответил я, – безусловно, нуждается в доказательствах. Дайте мне любое из выражений, которыми вы заканчиваете свои письма, и я без труда переведу их на английский язык, придав им тот самый оттенок смысла, который вы хотели бы передать.

      – Простите, – возразил он, – но вы даже не сможете перевести «Дружеские отношения»! Тень между любовью и дружбой проскользнет сквозь большую английскую сетку и исчезнет.

      – Мы можем сказать: «your loving friend» (Ваш любящий друг), – сказал я, – или «your friend and lover» (Ваш любезный друг), или «your affectionate friend» (ваш любящий друг). Проблем нет.

      На несколько минут спор принял общий характер. Каждый спешил предложить мне фразу, которую, по его мнению, было бы трудно перевести на английский, но все они с легкостью переводились. Наконец, я возобновил дискуссию, сказав:

      – Позвольте мне предложить вам перевести один пример из английского языка. Свое сочинять не стану. Вот хорошо известная цитата из Раскина, который восторгался венецианскими художниками. Попрошу перевести её. «Venice taught these men, – писал он, – to love another style of beauty; broadchested and level-browed like her horizons; thighed and shouldered like her billows; footed like her stealing foam; bathed in clouds of golden hair like her sunset». (Подстрочный перевод: «Венеция научила этих мужчин любить другой стиль красоты: широкогрудую и ровнобедренную, как ее горизонты; широкоплечую и плечистую, СКАЧАТЬ