Кладовая солнца. Михаил Пришвин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ когда им по-человеческому трудно, они прячутся на небеса. Но в человеческом миросозерцании вся ответственность падает на себя, тут человек заперт в себе, не увильнет. Так нас учил директор.

      Опалину, верно, очень нравился Алпатов, и, по мере того как он говорил, голос его становился все мягче и мягче, и вот какая-то большая тайна готова была сорваться с губ, он даже и начал было:

      – Тебе бы тоже надо примкнуть к…

      Но Алпатов, раздумывая о своем, не слыхал Опалина и вдруг его перебил:

      – Ты говоришь «человеческое миросозерцание». Но почему же все такие мысли мне приходят в голову днем, если я, задумавшись, смотрю на птиц, летающих в небе или отдыхающих в зеленых деревьях, а ночью на звезды, особенно звезды, и от них начинается, по-моему, миросозерцание. А ты любишь смотреть на звезды?

      – У меня нет времени этим заниматься, – ответил Опалин сурово, – и птиц тоже не видно из моего окошка.

      И уже больше не захотел продолжать свою начатую перед этим фразу.

      – Так вот, – продолжал Алпатов, – ты сказал – у директора человеческое миросозерцание. Сколько времени прошло с тех пор, как я в первый раз его увидел, а только теперь я вполне понимаю, что он мне тогда сказал.

      – Что он сказал?

      – Он смотрел на меня долго, я рассердился и стал сам на него тоже смотреть, и после этого он сказал моему дяде: «Человечек у него в глазу, кажется, цел».

      – Он это сказал? – удивился Опалин.

      – Что же тут особенного?

      – Ничего особенного, я сам знаю, что у тебя цел человек, но положение твое невыгодное: мы собрались вокруг него бедняки, дети ссыльных, а ты племянник самого богатого купца в Сибири.

      Мигом вспомнил Алпатов, как Жучка сказала о нем франт, а украинец вслед за нею – купчик и что, может быть, директор своей мухой на сладком тоже намекнул на него. Вдруг ему стало понятно, почему он никак не может сойтись с компанией.

      – Мне налево, – резко оборвал он разговор с Опалиным.

      И пошел налево, по набережной.

      А не оборви разговора, он не пошел бы один. Опалин уже с другого конца был опять близок к признанию.

      Теперь же он шел совершенно один, возмущенный, погруженный в себя. «Они бедные дети ссыльных, – думал он, – а у меня такого отца не было, я сам себя сослал в Сибирь, я сам поднял бунт в гимназии, они получили от отцов своих это даром».

      Вот когда свитком свертывается дорога вокруг себя: он идет по набережной и ничего не видит, он как теленок, привязанный на колу, кол – это они, теленок, идущий кругом, – я, и только всего существует в мире: я и они. «При чем тут Астахов, – говорит он кому-то, – это совершенная случайность, что я с ним, я – Алпатов… да нет, я и не Алпатов, это тоже случайность, я – это я сам, как они этого понять не могут, я сам – и больше нет ничего». И ничего больше не было, ничего вокруг себя он в эту минуту не видел; над необъятной степью-пустыней у берегов могучей бездушной реки носилось какое-то его «я сам», без Астахова, без Алпатова.

      Послышались СКАЧАТЬ