Алая роза в хрустальном бокале. Игорь Корольков

Чтение книги онлайн.

      – Правильно написано.

      – Я не об этом. Как у вас на работе?

      – Все тихо ругают эту банду. Один начальник радуется.

      – Мне надо ехать в Москву, – сказал я.

      Мама словно ждала этого, и потому совершенно спокойно спросила:

      – Ты поедешь завтра?

      – Нет, сегодня.

      Мама вышла на кухню.

      – Может, переждёшь? – спросил отец.

      – Надо ехать.

      Отец тяжело вздохнул и сел.

      После обеда позвонил Андрей, сообщил, что закрыты все демократические газеты. В том числе и наша.

      – Что там? – спросил отец, когда я вошёл на кухню.

      Мама перестала чистить морковку, выжидающе посмотрела на меня.

      – Газету закрыли.

      Сковородка шипела, словно на кого-то злилась. В тарелку с тёртой морковкой упали две мамины слезы.

      – Ну ладно, – сказал я. – Пока есть время, сбегаю в депо. Может, Володька починит клапан.

      Клапан к газовой колонке сломался вчера, и мы остались без горячей воды. Я совсем забыл о нём, вспомнил только теперь, увидев, как мама греет воду в кастрюле.

      До депо было рукой подать. Нужно было только перейти через сортировочный парк. С горки маневровый тепловоз толкал вагоны. Внизу их ловили рабочие в оранжевых жилетах, подставляя под колеса железные «башмаки». Визг и скрежет оглашали станцию. Гнусавый голос оператора сортировочной горки через динамик читал вечную молитву: «На второй путь – два вагона, на шестой – четыре, на седьмой – шесть». У этой молитвы не было конца. Её читали днём и ночью из года в год. И вагоны катились, катились…

      Мне всегда казалось, что время на станции если и не остановилось, то уж во всяком случае ползёт со скоростью улитки. Это ощущение возникало от постоянства совершаемых действий. Локомотивы увозили сформированные составы, но с горки катились новые вагоны…

      Солнце разогрело шпалы – до одури пахло креозотом. Ах, как пахло креозотом! Как тогда, тем летом… Вон по тому крайнему пути дрезина медленно толкала платформу с новенькими чёрными шпалами. Подложив брезентовые рукавицы, я сидел на шпалах, ругая с рабочими креозот, разъедавший глаза и руки. Впереди, между рельсами и каменным забором пакгауза, мелькнул красный сарафан. Саша Турчак несла отцу, работавшему стрелочником, обед. «Как здорово, что она в эту минуту здесь, – подумал я и вскочил на ноги. «Саша!» – крикнул я. Она обернулась, узнала меня, помахала рукой. И я помахал рукавицами. Я был счастлив. Она меня увидела загорелым, в рабочей одежде, на бегущей платформе! Я стоял, широко расставив ноги, тёплый ветер трепал волосы, я был горд собою, своей грязной одеждой, своими мозолями, тем, что на каникулах не бездельничаю, а работаю наравне со взрослыми, что я такой бывалый…

      Сарафан исчез, а я стоял и ощущал, что платформа бежит не по станции, а по планете, и верил, что жизнь у меня непременно сложится и всё в ней будет прекрасно.

      В цехе пахло раскалённым металлом и маслом. Володька, ссутулившись, стоял у станка в чёрной спецовке. Увидев меня, выключил станок, снял СКАЧАТЬ