Противостояние. Романы. Юлиан Семенов

Чтение книги онлайн.

      …Через час приехал Самсонов.

      – Где мой сын? – спросил он по телефону из бюро пропусков. – Я прошу свидания с ним.

      Ленька спал на диване, укрытый плащом Садчикова. Костенко тихо сказал в трубку:

      – Он спит.

      – Я прошу свидания! Поймите меня, товарищи! Вы должны понять отца! Хоть на десять минут… Хоть на пять! У вас ведь тоже есть дети!

      – Тише, вы! – попросил Костенко. – Не кричите. Нельзя сейчас парня будить, он и так еле живой. Завтра. Приезжайте утром. Часам к десяти кое-что прояснится…

      И положил трубку. Посмотрел на Садчикова. Тот отрицательно покачал головой.

      – Думаешь, нет? – спросил Костенко.

      – Думаю, нет. Он больше н-ничего не знает. Или мы с тобой старые остолопы.

      – Тоже, кстати, возможный вариант. Ну что ж, давай писать план на завтра?

      – Давай.

      – Черт, нет плитки!

      – Пельменей тоже нет.

      – Я о чае.

      – Г-гурман…

      – А что делать?

      – Ну извини, – пошутил Садчиков.

      – Да нет, пожалуйста, – в тон ему ответил Костенко.

      Вторые сутки

      Утром в кабинете у комиссара сидели четыре человека: Самсонов, Лев Иванович, Садчиков и – возле окна – Ленька. Он неторопливо и глухо рассказывал комиссару все по порядку, как было записано им вчера, начиная с бульдога…

      …У каждого человека бывают такие часы, когда нечто, заложенное в первооснове характера, напрочь ломается и уходит. Именно в те часы рождается новый человек. Обличье остается прежним, а человек уже не тот. Комиссар вычитал, что Гегель где-то утверждал, будто форма – это уже содержание. Сначала ему это понравилось. Он даже не мог себе толком объяснить, почему это ему так понравилось. Он, вообще-то, любил красивое. Он очень любил красивых людей, красивую одежду, красивые зажигалки. Однажды он отчитал одного из опытнейших стариков-сыщиков, когда тот, сердито кивая на молодых оперативников, одетых по последней моде, сказал: «Выглянешь в коридор – и не знаешь, то ли фарцовщик на допрос идет, то ли оперативник из новеньких…» Комиссар тогда очень рассердился: «Хотите, чтобы все в черном и под одну гребенку? Все чтоб одинаково и привычно? Времена иные пришли. И слава богу, между прочим. Красоту надо в людях ценить, для меня, душа моя, нет ничего великолепнее красоты в человецех». Любил комиссар и красиво высказанную мысль. Наверное, поэтому ему сразу очень поправились гегелевские слова. Но потом в силу тридцатилетней укоренившейся привычки к каждому явлению возвращаться дважды и, перепроверив, еще раз проверить он вечером, по обыкновению, долго стоял у окна и курил. Он вспоминал старого вора Голубева. Опытнейший карманник вернулся из заключения и заболел воспалением легких. Он не думал бросать свое ремесло. Он лежал и злился, потому что поднялась СКАЧАТЬ