В результате он позвонил в отделение и попросил переставить его на ближайшую ночную смену. Дежурный побулькал что-то насчет перегрузок, правил и медкомиссии, но оба знали, что это всего лишь обязательная программа. А была еще и произвольная.
В двадцать один ноль-ноль Геннадий Цветков заступил на ночное патрулирование. Перед этим он долго и внимательно изучал ориентировки на подозреваемых в охоте за органами. Их лица отпечатались у него в мозгу, словно всаженные в каждую извилину лазерным принтером. Тем вечером Цветков был далек от сомнений касательно своего ремесла и жаждал встречи с потрошителями, ибо, как ему тогда казалось, нет ничего хуже для него, чем спокойное дежурство.
Оно и не было спокойным.
В десять он встретился со своим осведомителем. Тот бывал в таких местах, куда «химеры» и полицейские попадали только мертвыми и не всегда одним куском. Порой Цветков задавал себе вопрос, не сидит ли этот человек одной задницей на двух стульях. Той ночью он особенно хотел бы знать ответ.
Встреча состоялась в почти полной темноте. Сидя в машине, Геннадий различал только силуэт стоявшего рядом мужчины. Разговаривали сквозь щель над слегка опущенным боковым стеклом. Дождь заглушал голоса. Осведомитель предпочитал, чтобы его называли «Эй, ты», а лучше вообще никак не называли. И это можно было понять. Оперативники «Химеры» довольно часто доживали до пенсии; люди, сливавшие им информацию о потрошителях, – почти никогда. Причина была все та же – деньги. За черными трансплантологами стояли такие деньги, что «химерам» и не снились. Поэтому, отстегнув информатору некоторую сумму из специального фонда, Цветков задумался, что же он сейчас купил – сеанс трудотерапии на ближайшую ночь или собственную смерть.
Смерти он не боялся, но теперь, после того, что он узнал, она сделалась несвоевременной и неуместной. Слишком напоминала бегство от проблемы туда, где либо никаких проблем нет, либо они совсем другие. Неважно, что скажет по этому поводу благоверная сучка, важно, что некому будет помочь Марии. А кстати, как он собирается ей помочь? Плохой вопрос. Абсолютно неудобный. Машинка внутри уже подсчитала: сто пятьдесят тысяч он заработает за тридцать лет – и то если не потратит на себя ни цента. Прекрасный результат. У него был шанс прожить еще тридцать лет, если поберечься. Но у его дочери, похоже, не было. Кроме того, к ста пятидесяти тысячам следовало добавить еще кое-что: стоимость «девяти жизней». Вспомнив о раздавленных шести ампулах из хирургического кейса и о как минимум одной жизни, безвозвратно впитавшейся в землю, Геннадий заскрипел зубами.
Впервые за все время службы в «Химере» он пожалел о содеянном. Это было плохим признаком. Его последняя стена начала рушиться.
Погода была чрезвычайно мерзкой и неподходящей для прогулок, но также – что имело особое значение – для вертолетной доставки. Поэтому Цветков ждал конвоя на боковой дороге неподалеку СКАЧАТЬ