Прощай, молодость. Ирина Ракша

Чтение книги онлайн.

      Итак, французские власти её одну сделали заложницей и ответчицей. Впрочем, для обвинения (для сохранения интриги) знаменитая певица подходила как нельзя лучше. И вот, как говорится, дело сделано – и концы в воду. Напрасно она уповала на любовь зрителей и друзей. Парижская эмиграция в одночасье отвернулась от любимого Соловья, душевного, доброго, участливого, от вчерашнего своего кумира. Завистники, клеветники из РОВС, всегда охочие распять слабого, оскалить зубы на талант, тотчас припомнили ей и «низкое», крестьянское происхождение, и концерты в Америке «в пользу советских беспризорных». И относительный, хоть и трудовой, достаток. И любящего генерала-мужа, Георгиевского кавалера, благополучного, хоть и пропавшего вместе с Миллером.

      Но всё-таки парижан, вчера ещё слушавших певицу в концертах, ошеломил бездоказательный, чудовищный приговор: «двадцать лет каторжных работ» (позднее срок был исправлен на пятнадцать). Адвокат Плевицкой Филоненко (и двое других) был в недоумённом отчаянии. Вся коллегия адвокатов подала бумаги на пересмотр дела. Но, увы…

      Несколько лет назад в Москву, ко мне в гости, приехала внучка адвоката, парижанка Анна, не говорившая по-русски. С переводчицей. Привезла кое-какие бумаги, фотографии, копии газетных статей. Вся левая французская пресса тех лет возмущалась жестокой несправедливостью приговора. Газета «Попюлер», к примеру, писала: «…злобный, абсурдный приговор… Им нужно было досадить, нанести удар «красным» русским, раздавить первую попавшуюся женщину, распять иностранку».

      Судя по фактам, действительно французским властям, да и новым руководителям РОВС (в освободившиеся кресла Миллера и Скоблина уже сели претенденты), было удобно, даже выгодно, не ища «опасных» ответчиков, оставить этот загадочный клубок неразмотанным. Ибо нити могли и их всех завести слишком далеко. И потому скорый приговор (изоляция певицы) был всем на руку.

      Так девочка Надя, рождённая некогда в избе под соломенной крышей, Надежда-свет-Васильевна, потом – артистка, певица – Курский Соловей, по выражению Государя, стала каторжанкой с № 9202 в тюрьме чужеземного городка Реми.

      Собственно, после ареста эта великая женщина хоть и продолжала физически жить, но это было просто существование, душа была уже мертва.

      Передо мной её письма (трудный, неразборчивый, пляшущий почерк), с последними надеждами отправленные из тюрьмы к парижским своим адвокатам.

      Вот несколько её снимков разных лет (Петербург, Париж, Москва, Новгород, Курск, Винниково). Какая разительная несхожесть! И даже не возрастная. Она то кокетлива и лукава, то мягко улыбчива и открыта, почти счастлива, то глубоко задумчива. Но всегда прекрасна. Конечно, перед камерой актриса всегда актриса. Даже если жизнь немыслимо горька. Но среди многих есть одна фотография, которая особенно потрясает жестокостью правды и документа (певица не видит фотографа).

      Это Париж, 2 декабря 1937 года, идёт судебный процесс – СКАЧАТЬ