Я исповедуюсь. Жауме Кабре

Чтение книги онлайн.

      Я молчал. Представил, как все меня дразнят marica, а я стараюсь быть безукоризненным на сцене… Врата ада разверзлись предо мной.

      – Ты ведь должен был играть в Казал-дел‑Метже. Ты же помнишь об этом?

      Он впервые улыбнулся, желая ободрить меня. Желая уговорить меня. Чтобы я ответил: да. Я молчал, потому что мне в голову пришла замечательная мысль. Я подумал, что это и здесь мне может помочь. И я спросил: отец Бартрина, а вас тоже называют marica?

      Адриа Ардевол-и‑Боск из 3 «А» класса был исключен из школы на три дня по неясным причинам, которые он отказался прояснить маме. Для одноклассников он был болен ангиной. Что касается Берната… Когда Адриа сказал ему: а что, если ты такой же marica, как и я, тот просто взвился до потолка.

      – Ты – marica?

      – Откуда я знаю? Эстебан говорит, что да, потому что я играю на скрипке. Значит, и ты тоже. И отец Бартрина, хоть он играет на пианино, но думаю, это не принципиально.

      – И Яша Хейфец.

      – Думаю, да. И Пау Казалс[138].

      – Ага. Но меня никто так не называл.

      – Потому что никто не знает, что ты играешь на скрипке. Бартрина вот не знал.

      Вместо того чтобы войти в здание консерватории, оба друга замерли, не обращая внимания на оживленное движение по улице Брук. Бернат высказал идею:

      – А почему ты не спросишь у мамы?

      – А почему ты не спросишь у своей? Или у отца, благо он у тебя есть.

      – Но меня-то не исключили из школы, я никого не называл marica!

      – А если мы спросим у Трульолс?

      В тот день Адриа решил сходить на урок к Трульолс, чтобы посмотреть, взбесится ли маэстро Манлеу. Учительница была рада его видеть, отметила прогресс в его игре и никак не прокомментировала инцидент в Казал-дел‑Метже, о котором, конечно, знала. Они не спросили ее о загадочном слове marica. Трульолс жаловалась, что сегодня мы нарочно оба фальшивим, чтобы быстрее ей надоесть, но это была неправда. Просто, помимо прочего, прежде чем зайти в класс, мы услышали, как мальчик младше нас (мне кажется, его звали Кларет) играл на скрипке, как двадцатилетний. От этого я завелся и почувствовал себя маленьким.

      – Ха, а у меня не так. Я злюсь и занимаюсь больше.

      – Ты станешь великим скрипачом, Бернат.

      – Ты тоже.