Рассказы о любви. Валерий Рыженко

Чтение книги онлайн.

      Николай готовил её к вербовке, но душа противилась видеть Гертруду в качестве советского агента, и он убеждал шефа: полковника Андрея Ивановича, отказаться от неё, говоря: «Ну, какой ценный агент может быть из директора школы». Шефу было наплевать на ценность. Он гнался за числом, и если бы у него были возможности завербовать всех восточных немцев, он сделал бы.

      Николай при знакомстве представился ей переводчиком и опасался, что, когда она узнает его истинную профессию (контрразведчик), то скажет: втёрся в доверие, а он не втирался, а попался на чувствах.

      Когда вечерело, они шли в гасштет Гюнтера: добродушного толстяка с детскими глазами, которому Гертруда часто приносила клубничное варенье. Толстяк, переломив огромный, пивной живот, кланялся, целовал её руку и раскатывался громоподобным смехом. Они садились за столик, Гюнтер приносил пиво. Гертруда, сделав мелкий глоток, закуривала.

      – Тебе нельзя курить, – благодушно орал толстяк.

      – Ах, отстань, – отвечала Гертруда. – Тебе нравится моё варенье?

      – Спрашиваешь, – рокотал Гюнтер. – Я размешиваю варенье в пиве и пью.

      – Это что-то новенькое, – бросала она. – Клубничное пиво.

      Николай слышал её глухой, надрывной кашель, видел, как дрожала сигарета в руке, как от боли расширялись серые глаза. Она чем-то болела, но допытываться считал неудобным: не лезь в душу.

      – Ты знаешь, – как – то сказала она, – когда я отъезжаю на машине от Ризы и издали смотрю на неё, то холм, на котором стоит городок, кажется мне могилкой, а сам городок памятником.

      Глаза, заполненные тоской. В тот раз Николай подумал, как выдерживает она такие мысли, с которыми ведь можно погрузиться и в сплошную темень.

      Они часто заходили к Штимелю послушать органную музыку: «Токкату и фугу ре минор Баха». Переливающиеся, громоподобные звуки, от которых дрожали витражные окна.

      – Это жизнь, – говорила Гертруда с блестящими глазами, но когда орган замолкал, как тихо и холодно становилось в костёле, который казался им огромным, каменистым склепом, а глаза Гертруды гасли, словно их посыпали пеплом.

      Однажды Николай спросил Гюнтера о болезни Гертруды, но толстяк сделал вид, что не расслышал и стал яростно протирать пивные кружки.

      – Гера, – сказал он после этого. – Гюнтер и его посетители знают, что я русский и, наверное, ругают тебя за чужака, а меня ненавидят?

      – Нет, – ответила она, – Они любят меня.

      Чувства нарастали, мозг лихорадило, осеним вечером, гуляя по берегу Эльбы под мелким дождём и порывистым ветром, Николай спросил.

      – Как нам быть?

      Они думали, что свести свои жизни в одну, видимо, не удаться, и чем чаше ощущали безысходность, тем больше и с дикой силой она обрушивалась на них.