Нейронастройщик. Ярик Бо

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ внутреннего уха уходит в затылочную часть мозга. Это необычное ощущение, но только в первый раз, потом привыкаешь. Человеку вообще очень быстро наскучивает всё новое и необычное. В такие моменты я не слышу, что за стеной кто-то находится, я это вижу, слова представляются буквами или образами, и так во всем. Сейчас я уже слышу звуки, как и любой другой человек, не измененный.

      Моя рука продвигается по голове, ото лба к затылку. Гладкий карбоновый череп, приятный на ощупь. Я – человек, и у меня заменена кость черепа. Ближе к затылку расположены контакты для соединения с нейрографом.

      Два часа реабилитации – как всегда. Ничего критичного. Штатный сброс измененных нейросвязей к изначальным установкам. После процедуры мысли немного подтормаживают, и рефлексы сбоят, но это длится не долго. Несколько роботизированных рук удерживают меня в воздухе, сгибают и разгибают ноги, руки, скручивают меня, стимулируют каждую мышцу, чтобы никакой импульс не потерялся при перестроении. Согласитесь, неприятно, если вдруг у вас пальцы или одна из ног не будут функционировать? Зрительные, звуковые, обонятельные рефлексы, даже запах дерьма подсовывают. Могли бы и не делать этого. Мир ничего не потеряет, если перестанет чувствовать этот запах.

      Мышечный тонус в норме.

      Иннервация в норме.

      Рефлексы в норме.

      Органы чувств в норме.

      Произносит вежливый искусственный женский голос , его невозможно отличить от настоящего – слишком правдивый. Для естественности ему добавили систему случайной интонации, реверберации, дефекты речи – неявные, только нюансы, как у настоящего человека, когда он жует, случайно прикусывает язык или подбирает слюни. Легкие, едва заметные, но они в корне меняют характер речи, наполняют настоящностью. Она никогда не произносит одно и то же слово одинаково. Во всяком случае, я не замечал такого.

      Руки опускают меня на пол. Надеваю комбинезон, выхожу из реабилитационной комнаты. Иду к своему рабочему месту, где меня уже дожидается блок внешней памяти, изъятый перед процедурой сброса. Просторное круглое помещение, где располагаются рабочие места всего оперативного состава организации. Мне необходимо проверить все данные, и в случае необходимости добавить или разъяснить некоторые моменты.

      Несколько необязательных правок, без которых дешифровщики и так сопоставят все факты. Удалил ненужную информацию. Я привык делать свою работу хорошо – так меня научили. Три часа, и я свободен. Официально начинается неделя моего обязательного отпуска после задания – по протоколу. Только я не тороплюсь вставать из-за стола.

      Сколько? Четырнадцать раз. В голову, после заданий, приходит одна и та же мысль – кто я? Для чего я существую? Что бы меня переделывали под разные задачи и отправляли… да, можно сказать, на убой. Конечно, я лучший, и они дорожат мной, поэтому отправляют на самые сложные задания. Ведь это вполне логично. Я ценен ровно настолько, насколько ценны результаты моих действий.

      Сколько? Каждый раз я понимаю, что восстановление не происходит бесследно, каждый раз небольшое изменение закрепляется, остается со мной навсегда.

      Сколько? Пять раз я думал, о том, чтобы покинуть это место, и отправиться куда-нибудь, где меня не будут трогать. Где я перестану быть вещью. Перестану быть предметом восхищения безумного гения.

      Сколько? Два раза я подавал заявление на увольнение. Меня не отпустили. Более того, намекнули, что это «нежелательный» жест. Они попросили больше так не делать.

      Белый пустой коридор, стеклянные двери по обе стороны: все видно, все доступно, все открыто. Я останавливаюсь напротив кабинета Александра Петровича. Ему почти семьдесят, но одно из моих изменений уточняет – шестьдесят девять лет, десять месяцев и четырнадцать дней. Седые, почти белые волосы, аккуратно уложенные. Он не выглядит на свой возраст, осанка военного, а не ученого отдавшего профессии всю свою жизнь. И все же за этим стоит боль. Он хмурится, показывает средний палец. Такое себе приглашение зайти.

      – Как ты, Мишаня? – спрашивает он.

      Я не отвечаю на этот вопрос, он риторический. Александр Петрович итак прекрасно знает, что все хорошо.

      – Молчишь, засранец?

      – Идем? – спрашиваю я.

      Он поднимается. Его правая нога немного сгибается в колене – отсидел. Каждый раз одно и тоже. Физиотерапевты предупреждают – необходимо больше двигаться, а он посылает их. Он посылает всех, и меня тоже, и начальство. Хотя тут не все так однозначно. Ведь начальство то и появилось из-за него, из-за его достижений в исследованиях. Поэтому он посылает всех, кто мешает ему заниматься работой или говорит, что работу можно иногда прерывать.

      Он принудительно выключает все. Этой привычке больше лет, чем я живу на этом свете, так что молчу. С терпением у меня все в порядке.

      На проходной мы проходим через сканер, СКАЧАТЬ