Первеницы мая. Паскаль Кивижер

Чтение книги онлайн.

      Ледяной.

      И только тут действительность обрушилась на него по-настоящему. Клеман был мертв. Клеман. Мертв. Образы вихрем заметались в сознании Тибо, и целый пласт воспоминаний вдруг встал на место. Задранные овцы, Эпиналь несется галопом. Эма. Эма ждет ребенка, их ребенка. Сердце бешено заколотилось. Он закрыл глаза и прижал руку к груди. Потом открыл их и взглянул на усопшего. Воспоминания неслись бурным потоком. Поездка, провинции. Перед отъездом он поднимался в обсерваторию. Что сказал ему тогда Клеман? Говорил что-то про лук, про зиму. Он сказал: «Твое детство – мое самое прекрасное путешествие». Тибо вновь коснулся его лба.

      – Где вы теперь, господин наставник?

      Ответом ему был звон колоколов, отмерявших полночь. Они как молот вгоняли его в действительность. С каждым ударом он все яснее чувствовал, как измучены его мышцы, как часто он дышит, как сдавило ему виски. Исцарапанная кожа на пальцах тянула, как слишком тесные перчатки. Рубец на бедре колол, отдавая в колено. Он был весь разбит. Тибо оперся о траурное ложе. Туман в его сознании развеивался так стремительно, словно сам Клеман вел его лабиринтом воспоминаний. Тибо с пугающей ясностью вспомнил, как пересек подлесок, вспомнил овцу в канаве, обмороженные пальцы пастухов, застывшие холмики пастбищ. Волков, окруживших Эпиналя, невероятный прыжок и как клыки вонзились ему под колено. Буран.

      Все останавливалось на снежной буре, ею и кончалось.

      Что было дальше? Лес совсем рядом, он что, вошел в него? Невозможно. Никому не войти в Гиблый лес.

      Одна свеча погасла. Скоро прощание кончится. Тибо медленно-медленно пересек комнату. Он чувствовал подошвами пол. Пол. Чувствовал вес своего тела. Его тело. Он будто только что попал в этот мир, собственные движения удивляли его, причиняли боль и вселяли уверенность. Тибо распахнул окно. Холод дохнул на остальные свечи и разом погасил их, оставив его во мраке, пропитанном запахом жженого фитиля и воска. Он ощупью вернулся к ложу и в последний раз коснулся лба Клемана – лба, некогда вмещавшего столь удивительный ум.

      – Спасибо. За верный компас и за все остальное. За все.

      Тибо еще долго простоял молча. Будь он на «Изабелле», он бы пошел на переднюю палубу. Смотрел бы на горизонт, и горизонт бы его успокоил. Но здесь, в этой траурной комнате, все, что у него было, – это боль в теле, воспоминания о буране, полумрак и неподвижно лежащий перед ним человек, которого предстояло предать земле.

      5

      Спина сломана, вспарываются вены, пепел плывет, плывут земля и камни.

      Одна нога в стремени. Другая на граните. Здесь кто-то есть. В лесу есть кто-то. Голос леса женский. Женщина смотрит на меня. Голова, как же болит голова. Боль, боль, боль. Свет между ветвей, мои веки. Рука на моей руке. Прохладная. Что-то блестит. Девочка похожа на меня. Она улыбается. Я не хочу ее узнавать. Но узнаю. Я знаю и не хочу знать, хочу закричать и не могу, мой рот полон камней, камней и земли.

      – Могильщик, ваше королевское величество, говорит, СКАЧАТЬ