Кажется, будто сама сфера интимного, слепое доверие совместной жизни обращается в страшный яд, когда расторгаются отношения, которые эту интимность составляют. Интимность между людьми – это снисходительность, терпимость, пристань для причуд. Если ее выставить напоказ, в ней сами собой проявляются слабые места – а при разводе интимное неизбежно выходит наружу. Эта публичность присваивает себе все средства прежней доверительности. Вещи, некогда бывшие знаками любящей заботы, воплощениями примирения, неожиданно обретают самоценность и являют свою недобрую, холодную и разрушительную сторону. Тогда после расставания профессор вламывается в квартиру своей жены, чтобы похитить вещи из ящиков письменного стола, а состоятельная дама доносит на мужа в налоговую инспекцию. И если супружество представляет собой едва ли не последнюю возможность создать в бесчеловечном всеобщем человечную ячейку, то когда эта ячейка распадается, всеобщее мстит, овладевая тем, что представлялось исключенным из всеобщего, подчиняя брак отчужденным категориям права и собственности и потешаясь над теми, кто мнил себя в безопасности. Именно то, что больше всего берегли супруги, превращается в жуткий реквизит публичного разоблачения. Чем «великодушнее» относились прежде друг к другу супруги, чем меньше задумывались они о собственности и обязательствах, тем гнуснее будет их унижение. Ведь именно в области никак не определенного законом и расцветают пышным цветом ссоры, взаимные оскорбления, бесконечный конфликт интересов. Весь тот мрак, на котором зиждется институт брака – варварское со стороны мужчины распоряжение собственностью и трудом женщины, не менее варварское сексуальное подавление, обыкновенно принуждающее мужчину к тому, чтобы брать на себя пожизненную ответственность за ту, с кем спать когда-то доставляло ему радость, – всё это выползает на божий свет из подвалов, из-под фундамента, когда дом идет на слом. Тех, кто когда-то познал благое всеобщее в ограничивающей принадлежности друг другу, теперь общество принуждает считать себя негодяями, усвоить, что они ничем не отличаются от окружающего их всеобщего неограниченной низости. При разводе всеобщее оборачивается позорным клеймом особенного, поскольку особенное, то есть супружество, не в состоянии в этом обществе претворить в действительность истинное всеобщее.
12. Inter pares[9]. В царстве эротических качеств, похоже, происходит полная переоценка. В эпоху либерализма, вплоть до наших дней, женатые мужчины из приличного общества, которым их оберегаемая благовоспитанная и правильная супруга слишком мало могла предложить, возмещали недостачу за счет женщин творческих профессий, богемных дам, кокоток и «милых девочек»{28}. С рационализацией общества эта возможность нерегламентированного счастья исчезла. Кокотки повывелись, «милых девочек» в англо-саксонских странах и других оплотах технической
СКАЧАТЬ
<p>9</p>
Среди равных (лат.).
<p>28</p>
«милых девочек» – нем. süße Mädel – девушки из венских мелкобуржуазных семей, вступавшие в свободные любовные отношения с господами из высших сословий. Такой типаж нередко выводит в своих произведениях Артур Шницлер. См., напр.: Шницлер А. Хоровод. Десять диалогов. Берлин: Мысль, 1922. – Т. З.
