Точка. Алексей Сергеевич Жарков

Чтение книги онлайн.

      За ширмой раздался сухой металлический щелчок, оборвал гхукание, и спокойный голос брата произнёс:

      – Повтори, мразь.

      Затем тишина, совершенная, абсолютная тишина, хотя, возможно она лишь показалась Икару, потому что рядом бубнил и дёргался экран, а вокруг мерцали другие ширмы, закрывавшие другие соседние столики, за которыми шла какая-то другая, далеко не бесшумная жизнь. Но ему в тот момент показалось, что всё замерло. Стихло, затаилось в испуге и ожидании оглушительного хлопка. Икар как будто почувствовал даже и запах. Масло, порох. Такой часто шел от дедушки, от его рук и одежды. Запах войны, опасности, разрушения, и бессильного отчаяния, и нехорошего, ненужного будущего.

      Тишина за ширмой. Брат вернулся, сел за столик, поправляя одежду, поднёс к губам стакан, сделал глоток и произнес:

      – Ни разу не встречал ни одного живого мпода. Всякой мрази сколько угодно. А мподов ни разу, – отхлебнул еще и поставил на стол. – Они вообще существуют или это выдумки какого-нибудь дурацкого местного Новостэ, чтобы держать нас всех за идиотов?

      Икар разлепил рот, и будто не своим голосом ответил:

      – Я видел, кгхэ-э-эм… они настоящие.

      – Значит, не все потеряно.

      Стол перед ними неожиданно окрасился синим, и от него потянуло холодом.

      – Настучали гады, – ухмыльнулся Иван. – Ну пойдем, раз так.

      К изменившемуся в цвете столу мгновенно прилипли их недопитые стаканы и все остальное, что лежало на нем за исключением личных вещей.

      – Вот и посидели, – произнёс Икар.

      Оба встали и направились к причалу. Иван бросил взгляд на число, горевшее на выходе из бара, номер эшелона.

      – Ого, а я и забыл. Чувствую, тяжело так дышится. Пятьсот девятнадцать, ты видал?

      Икар пробубнил что-то в ответ, мол, сколько раз здесь были, и ничего. У самого причала Иван неожиданно погрустнел, плечи его словно сложились, он будто вспомнил что-то, увидев развернувшийся перед ними город. И тогда он сказал, но как-то неуверенно, словно не декларировал очередную мудрость, добытую чьим-то чужим опытом, а уговаривал сам себя, утешал или оправдывался:

      – Жизнь – это не те дни, которые мы прожили, а те, которые запомнились.1