Сталинские премии. Две стороны одной медали. Отсутствует

Чтение книги онлайн.

      Хачатурян А. Г. «Симфония № 2», на 1-ю премию, 24 голоса.

      Шостакович Д. Д. Симфония № 8, на 2-ю премию, 20 голосов.

      Ввиду того, что в этом году были представлены квартет[10] и трио, мы выдвинули трио, как отличное произведение, которое следовало бы премировать первой премией. И вот предложение – объединить 8-ю симфонию и трио, чтобы баллотировать на 1-ю премию.

      И. М. Москвин: За 44‑й год его тогда баллотировать будут?

      М. Б. Храпченко: Я внес бы предложение заменить 8-ю симфонию трио, голосовать трио, а 8-ю симфонию снять. В прошлом году я такой точки зрения придерживался, и сейчас ее держусь. 8‑я симфония вызывает очень много споров и возражений.

      А. Г. Мордвинов[11]: Я предложил бы снять и 8-ю симфонию, и трио.

      М. Б. Храпченко: Трио очень хорошее.

      А. Г. Мордвинов: Нет.

      А. А. Фадеев: Все-таки это очень разные явления – 8‑я симфония и трио. Почему 8‑я симфония прошла на 2-ю премию? Потому что она очень спорная, только поэтому.

      С. А. Самосуд: Вопрос очень острый. 8‑я симфония – произведения очень высокого класса, чрезвычайно высокого класса. Но это спорно просто. Не премировать ее – как-то непорядок. Даже был разговор, что то, что она прошла на 2-ю премию, в этом тоже есть какое-то неудобство.

      М. Б. Храпченко: Прошел год с того момента.

      С. А. Самосуд: Ее никто не слышал. Это большое мастерство. Для нас, музыкантов, это большой вопрос.

      А. Г. Мордвинов: Нам предложили прослушать квинтет Вейнберга. Я не знаю, насколько это грамотно, но слушать подобные вещи на Комитете по Сталинским премиям, я считаю, просто недопустимо. Какой-то мальчик приносит сюда полную белиберду, совершенно невыносимую. Причем вместо того, чтобы этого мальчика как-то направить, займись, мол, серьезным делом, а не занимайся этой белибердой, мы поощряем подобные явления, заслушиваем в Комитете по Сталинским премиям. Если бы кто-нибудь принес сюда футуристическую мазню, мы не стали бы смотреть на Комитете по Сталинским премиям, а почему такую футуристическую мазню мы принуждены слушать? Это возмутительное явления, это какофония невероятнейшая. Это был кошачий концерт какой-то. Какие-то попытки технического изобретательства: то пальцем, то смычком. Мы смеялись, что за спину ему нужно еще что-нибудь привесить, чтобы было на чем там пощелкать. Как это возможно?

      По этому поводу я хочу поднять принципиальный вопрос. Комитет по Сталинским премиям имеет какие-то критерии для оценок. Он подходит ко всем произведениям с точки зрения социалистического реализма. Если бы по живописи нам представили футуристическую мазню, мы не стали бы смотреть. Если б какую-то заумь представили в литературе, мы не стали бы ее слушать. А почему в музыке такое формалистическое трюкачество мы должны слушать?

      [И. М. Москвин: Музыка – самое темное дело.]

СКАЧАТЬ