Община Святого Георгия. Татьяна Соломатина

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ к студентам. Как ординатору ему было позволено читать им нотации, давая разъяснения и без того очевидные:

      – «Казёнка» и хлебное вино дешевле алкалоидов Papaver somniferum[1].

      – И на какие шиши нищий безногий инвалид будет приобретать зелье, к которому вы его так любезно собираетесь приохотить по безмерной доброте, Александр Николаевич?!

      Профессор злобно уставился на одного из лучших своих учеников, выставив указующий перст в направлении крепко забывшегося пациента. В ответ Саша безвинно заморгал. Хохлов, махнув рукой, прошипел:

      – Мальчишка!

      И решительно двинулся к следующей койке, окликнув Концевича:

      – Дмитрий Петрович!

      Концевич, Белозерский и студенты поспешили за профессором. Замешкалась только Ася. Она, наконец, толково наложила повязки – в этом она была великолепна! – на раны культей затихшему страдальцу. И никак не могла от него отойти, поправляя то одеяло, то подушку и украдкой смаргивая слёзы. Дмитрий Петрович уже докладывал следующего пациента, а профессор никак не мог оторвать взгляда от милой Аси, понимая, что с такой кожей, которая никак не дубится, надо или что-то делать, или… Мысль его дальше не шла, и мудрый Хохлов злился на себя.

      – Прооперирован накануне на предмет нагноения инкапсулированной шрапнели…

      Концевич выдержал красноречивую паузу, ожидая, что Ася вспомнит об обязанностях сестры милосердия и откинет одеяло, дабы господа врачи и студенты могли осмотреть предмет доклада. Ася не реагировала.

      – Анна Львовна! – чуть добавил сердитого докторства Дмитрий Петрович.

      Пациент от такого тона по-солдатски выпрямился под одеялом по стойке «смирно». Профессор застыл с выражением: «Чёрт бы вас всех побрал с вашими субординациями! И, главное, я не вправе…» Пока длилась сия пантомима должностных обязанностей и профессиональной этики, Александр Николаевич запросто откинул одеяло, обнажив прооперированное бедро.

      – Как тут у нас дела? – ласково обратился единственный наследник миллионного состояния к простому мужику.

      Тут уж профессора прорвало. Прорвало, как это и положено, на тех, на кого позволено прорваться, коли ты профессор, – на студентов.

      – Вы, господа, что?! Себя расплескать боитесь, покуда сестра милосердия другим пациентом занята?!

      Гневался Хохлов, конечно же, на ординаторов. На молодого, счастливого, талантливого, полного жизни дурака Белозерского. На не менее молодого, но уже куда более житейски опытного и какого-то надорванного, хотя и небесталанного, холодного Концевича. На Асю, с её чрезмерной увлечённостью каждой болью. На себя – за невозможность изменить ничего, куда уж мир, который он так хотел изменить в молодости. Он гневался на кого угодно, кроме этих чудесных щенков-студентов, лучших на курсе – Нилова, Астахова и Порудоминского. Но накричал он именно на них.

      Мир в принципе несправедлив. И неизвестно, что с этим делать. Скорее всего – ничего. СКАЧАТЬ