Десантно-штурмовая бригада. Непридуманный Афган. Артем Шейнин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ и ему. Но инстинкты того поколения вырабатывались в конце 30-х…

      Когда за такое «любопытство» можно было уехать очень далеко и надолго. И без гарантии вернуться.

      Так что даже теперь, в «эпоху расцвета социалистической демократии», дед страховался и берег меня.

      А я обижался. Мне было почти 14. Моей любимой книгой была пятитомная «История дипломатии». Я читал «международные» полосы газет и регулярно смотрел «Международную панораму». Был политинформатором класса.

      В отличие от своих одноклассников, которым мало что говорила даже фамилия Сталин, два-три раза упоминавшаяся в наших учебниках истории, я знал, кто такие Троцкий, Бухарин и Берия.

      Знал от деда.

      В 20-х он окончил факультет международных отношений МГУ и успел даже поработать с Чичериным. В МИДе работал до 1937-го… Работал на Западе, в Германии, в Италии…

      Потом на много лет стал «невыездным», а после войны и подавно «уехал» на много лет далеко на восток. И совсем не дипломатом. Лесорубом…

      Дед воспитал меня вместо отца. Интерес к политике я перенял от него.

      Тем обиднее было, когда он не давал мне слушать «голоса».

      Но в этот день все «совпало» – дед слушал их по-русски, глушилки «не доглядели», я оказался рядом, а он меня не прогнал.

      И я услышал, как слишком старательно выговаривающий русские слова голос поведал об имеющихся веских основаниях ожидать в ближайшем будущем вторжения советских войск в Афганистан.

      Слова «вторжение» и «советские войска» рядом воспринимались как-то странно. Ведь мы никогда никуда не вторгались – всегда всех только освобождали и защищали. А вторгались империалисты и их пособники. Чтобы порабощать и угнетать.

      Я смотрел на деда с удивлением и недоумением.

      Но он словно не замечал меня. А может быть, правда – не замечал…

      Дед грустно и задумчиво покачал головой и долго еще сидел потом молча, обхватив ее руками. Он часто так сидел…

      Дед вообще был немногословен и задумчив – четыре года войны и потом семь лет лагерей по 58-й статье не располагали, видимо, к разговорчивости.

      Я тогда этого не понимал, но инстинктивно в такие моменты к нему не лез.

      На мой безмолвный вопрос он в тот день так ничего и не ответил.

      Он вообще на него мне так никогда ничего и не ответил.

      Потому что через два дня, 8 декабря, дед умер…

      Я так и не узнал, что думал главный тогда в моей жизни человек про Афганистан и наше туда возможное вхождение.

      Так и не понял, почему он так грустно качал головой…

      Ведь не мог же он тогда знать, что…

      Или мог?

      Не знаю…

      Может, встретимся когда-то – расспрошу, о чем он думал 5 декабря 84-го.

      Но именно в тот день Афганистан вошел в мою жизнь. Как оказалось – навсегда.

      Я впервые прикоснулся к тому, что станет главным «пунктом» моей биографии, во многом «сделает», сформирует меня сегодняшнего. И почти одновременно СКАЧАТЬ