Мои годы в Царьграде. 1919−1920−1921: Дневник художника. Алексей Грищенко

Чтение книги онлайн.

      Севастополь. Бухта. 1918

      I. Севастополь

      Отъезд

      10 ноября 1919 г.[2]

      Прошло уже пятнадцать дней, как я приехал к [брату][3] Николаю. Не писал свой дневник уже вечность. Моё подавленное настроение проходит. Каждый день рисую потихоньку на каком-то клочке бумаги. В городе¹⁵ невозможно что-либо достать.

      Море всё время бурное. Волны неистово прыгают. Буруны догоняют друг друга со страшной силой. Под их ударами дрожит мол, и слышно, как скрипят опоры на сваях. Бешеное море свирепствует до самой глуби. Это так буйствует в Украине буря…

      На берегу двое татар чинят судно. Один из них, в каракулевой плоской шапке на голове, подчищает раковины на днище, второй, обутый в чувяки из козьей кожи, присев на розовые валуны, забивает щели в лодке.

      Солнце радостно светит. На рынке тьма-тьмущая овощей. Каждую пятницу – байрам, – татары из Бахчисарая, Альмы и других сёл едут длинными мажарами, часто запряжёнными волами. Виноград, гранаты, красные яблоки, ярко-красный перец, огромные тыквы – поздние дары южной осени. Всё это радует мой «измученный» глаз и напоминает мне моего славного деда.

      Сколько всячины рассказывал он мне о Крыме. Как он покупал «на око» (три фунта) яблоки у одного татарина, который показывал в шатре свой намаз; как в Таганроге поймали на его глазах большую белугу, которая весила под пятьдесят пудов, как он ходил в одну греческую церковь, в которой удивительным голосом пели «Кирие элейсон»[4], как ездил бескрайними степями, ночевал под звёздами и варил чумацкую кашу.

      Во время таких мучительных дней картины нашего детства трогают нас до глубины. Никогда не забуду тех долгих вечеров. Иногда дедушка вёл разговор до полуночи, потом начинал удивительно храпеть, так, как будто бы в его носу был звонок. А я долго всматривался мечтательно в потолок, чувствуя на себе его тёплое дыхание.