Художник и его окружение. Селим Ялкут

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ замедляя ход директивной мысли, но, главное, уворачиваться от назойливых посетителей, которые так и норовили сыграть с Иваном Прокофьевичем в гляделки, пронзить страдальческим взглядом, призывая к сопереживанию. Иван Прокофьевич был джигит, что надо. Не зря до своего вертящегося он годами маялся в обычном полумягком, задубил седалище, а прежде протер не одни штаны о крепкие стулья с прямыми спинками и жесткими сиденьями. Прошлое не могло не сделать из Ивана Прокофьевича философа, и конь тут только в помощь. Не будем упрощать образ, странно (а может быть и нет), несмотря на длительное пребывание в рядах бюрократии, Иван Прокофьевич оставался романтиком, вопреки обывательскому мнению, будто все чиновники взяточники и мироеды. Что нас губит? Соблазн – подзуживали щелкоперы, все бросить, хлопнуть дверью, чтобы портреты со стен посыпались, отказаться от привилегий, и укатить в народ на трамвае, как индус, в набедренной повязке и шапке из ондатры. А чего? По дороге в поликлинику заглянуть за справкой. Должны дать, если дышать в сторону. Гуд бай, май лав, гуд бай… Вот до какого сумасбродства жизнь может довести… Все с этого начинали…

      Но уберегла Европа. Вдохновительница наша до мечты и поэзии, до зуда в самых немыслимых местах. По-разному открывается мир, распахивается окно. Надышавшись свежим итальянским воздухом, нагулявшись через реку Арно, наглядевшись на поучительные музейные аллегории в нескромных туалетах, Иван Прокофьевич вернулся обновленным, крутнулся в духоподъемном кресле, и воспрял – все только начинается.

      – А что, если отбросить всю эту наглядную агитацию, бесконечные лозунги и призывы, сплюнуть по-ковбойски всю эту жвачку. И услышать, наконец, гимн радости композитора Бетховена, как слышит его критик Пугель, с которым Иван Прокофьевич познакомился во время флорентийской поездки. Ведь свобода. Все эти формалисты и модернисты безбедно существуют и кормятся от набухших сосков той же Флоренции или кого там еще… в Риме кормятся, и тоже от сосков. И держатся за них всеми измазанными в красках лапами. А чем мы хуже?

      Пугель высказывал мысли, вчера еще крамольные. Искушал змеем, лез в душу, пользуясь неопределенностью момента, в котором, однако, важно не ошибиться. Иван Прокофьевич прислушивался. Насчет Мекки искусств Пугель, пожалуй, загнул, передавят друг дружку в той Мекке, как басурмане. Мало нам своего, так еще там… Но, в целом, мысли критик приводил здравые, и Иван Прокофьевич попросил набросать, как оно может быть при либертэ.

      Вчера еще… А сегодня, проезжая по району, увидел, рабочие обновляют перед райкомом Доску передовиков, и приуныл. Не рано ли? Пролетарии шли грозными волнами, будто в растянутых мехах громадного баяна. Эту доску Пугель предлагал убрать прежде всего. Каково тут с Бетховеном? Тернист и опасен наш путь. Иван Прокофьевич вздохнул и даже обиделся на критика. Тот, если что, удерет на историческую родину, а ему – славянину необрезанному выпадет нести крест. Под белы руки и на бюро. Пожалте бриться… Так с головой и побреют. Потому синагога понадежнее СКАЧАТЬ