Самолёт подходил к полосе на повышенной скорости. Подобный стиль посадки характерен для всех пилотов, летающих на ТУ-204. У командира Сергея Руднева он выражен особенно дерзко. Однако в этот раз скорость оказалась слишком велика.
– Проверь скорость. – командует второй пилот, дабы сохранить ничтожные шансы на нормальное приземление, утекающие, как из дырявого ведра.
– Скорость проверена. – тут же рявкнул раздраженный командир, будто отгородившись частоколом от всякого презрения. В этот момент, как и предупреждала система, ветер резко меняет свой взор и самолёт проваливается под глиссаду под завывание сигнализации «Glide slope!».
– Продолжаем! – кричит Руднев наперекор любым возражениям ошарашенных коллег, увеличивая обороты двигателей, чтобы догнать глиссаду и не грохнуться раньше положенного.
Ему всё-таки удаётся дотащить борт до полосы, перейдя Рубикон. Высота – пятнадцать метров. Терехов, ещё как следует не распробовавший обжигающий вкус обостряющейся ситуации, поспешно начинает отсчёт:
– Пятнадцать, десять, девять, восемь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль. Посадка! – бортинженер чуть не подпрыгнул от восторга. Наконец, с перелётом в девятьсот метров от торца полосы, самолёт касается вожделенной земли. Впереди – ещё два километра бетонной прямой, которой с лихвой хватило бы для полной остановки, если бы в правую стойку шасси не вцепился порыв ветра, отчего той суждено было зависнуть над землёй в считанных сантиметрах.
Накалённый экипаж не замечает этого, продолжая катиться на двух ногах меж посадочных огней. В умах лётчиков картина складывается удачно – сейчас автоматически поднимутся интерцепторы, прижмут их к земле и станет возможно включить реверс. Будет ложью сказать, что никогда прежде бортинженер Александр Терехов не сталкивался с похожими прецедентами, для нивелирования которых ему требовалось всего-навсего выпустить интерцепторы вручную. Но судьба-негодяйка именно сейчас наслала на него проклятье забвения.
– Что за чёрт?! – сатанел командир от непонимания, уперевшись рукой в намертво застывший рычаг реверса.
– Реверс! – кричал бортинженер вдогонку приближающемуся концу полосы.
Минуло всего мгновенье, и Руднев, ломая самого себя через колено, пересилил механизм блокировки и, к собственному облегчению, включил-таки реверс. Но правая стойка шасси по-прежнему не коснулась земли, поэтому электроника настойчиво считала, что самолёт всё ещё находится в воздухе, и та, обратившись к заложенным алгоритмам, расценила движение командира не иначе как команду на взлёт.
Повинуясь воле искусственного интеллекта, двигатели начинают набирать обороты. Руднев никогда не отрабатывал ничего подобного на тренажерах и не видел ни одной лётной инструкции с описанием СКАЧАТЬ