Во время этих бесед частенько приносили на стол для проверки вышеназванные книги. И он так хорошо и всецело удержал в своей памяти все эти вещи, что не было в то время врача, который бы вполовину знал столько, как Гаргантюа.
Затем шел разговор об утренних уроках, и, кончив обед каким-нибудь пирожным с вареньем из айвы, Гаргантюа чистил зубы стволом мастикового дерева, мыл себе руки и глаза свежей водой и воздавал хвалу господу богу несколькими прекрасными песнопениями, сочиненными во славу божественного милосердия и щедрот.
После этого приносили карты – не для игры, но для того, чтобы научиться тысячам забавных штук и выдумок, всех основанных на арифметике. И таким путем он чрезвычайно полюбил эту числовую науку. После обеда и ужина развлекался с таким же удовольствием, как прежде за картами и костями. Впоследствии он так хорошо познал теорию и практику этой науки, что Тэнсталь – англичанин, автор пространного о ней сочинения – признавался, что по сравнению с Гаргантюа он в ней понимал столько же, сколько в верхненемецком языке.
И не только в арифметике, но и в других математических науках, как в геометрии, астрономии и музыке; потому что в ожидании переваривания пищи они чертили много забавных геометрических фигур и построений, а также практиковались в астрономических законах. А потом услаждались пением на четыре и пять голосов на какую-нибудь тему, приятную для горла. Что касается музыкальных инструментов, то Гаргантюа выучился играть на лютне, на спинете, на арфе, на флейтах немецкой и девятиклапанной, на виоле и тромбоне.
Так проведя этот час, по окончании пищеварения Гаргантюа освобождал свой желудок, а после еще на три часа или больше садился за главные свои занятия: как за повторение утренних уроков, так и за продолжение чтения начатых книг или за упражнения в чистописании античных и романских букв. После этого они выходили из дому, и с ними один молодой человек из Турени, которого звали Гимнаст – конюший, который обучал его искусству верховой езды.
Переодевшись, Гаргантюа вскакивал или на скакуна, или на битюга, или на испанского жеребца, или на берберского, – на доброго, словом, коня, и то пускал его во весь опор, то вольтижировал в воздухе, то заставлял его брать канавы и барьеры, описывать круги на небольшом пространстве, справа налево и обратно. Потом ломал, только не копье, – нет в мире ничего глупее, как кричать: «Я сломал десять копий в турнире или в битве», – любой плотник это сумеет сделать, – хвала и честь тому, кто одним копьем сломает десятерых врагов. Гаргантюа своим крепким и твердым копьем со стальным концом ломал ворота, пробивал латы, крушил деревья, подхватывал кольцо, поднимал на лету седло, длинную кольчугу или железную перчатку. Гаргантюа при этом был вооружен СКАЧАТЬ