Сибирь: счастье за горами. Олег Ермаков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ везли чернозем и перегной, колотили заборы, ставили сараюшки, дома, забивали колодцы. Но уже тогда лично я был уверен, что это всё на время, что степь победит, хотя и работал искренне, не отлынивая (а что было делать? – свой клочок земли был тогда единственным спасением от возможной катастрофы, которая бросит народ в первобытное состояние).

      В итоге степь победила. Году в 2011-м я оказался в той местности и не поверил глазам: ни следа того, что лет двадцать назад здесь было что-то построено, а почва была удобрена тоннами плодородной земли. Так же покачивается ковыль, торчит караганник, ближе к Енисею зеленеет крапива, которая зеленела здесь до всяких дач (помню, мы приезжали сюда давным-давно рыбачить). Лишь в одном месте, как какая-то огромная кость, белеет обломок стены. И все, ничего больше.

      Правда, степи помогали снова стать дикой. Конечно, воровали, лазали в сарайки, но самым обидным было такое: на ночь на некоторые участки загоняли овечьи отары. Что ж, чабанам удобно, а все, что росло внутри участка, наутро было вытоптано, выщипано, вытравлено.

      Отец ночевал на даче, охранял посадки. В первое же лето мы построили большую теплицу для помидоров, и урожай был неплохой. Колодец еще не забили, и воду приходилось возить на «москвиче» из Енисея в баках и канистрах… Года три продержались мы на этом месте и в итоге решили, что толку не будет. Тем более что я, закончив школу, решил ехать в Ленинград, получил вызов в строительное училище; приближалась и армия. Дачу за Бомом бросили.

      А сил потрачено было море. И здоровья. Мама там, в этой степи, на холодном, едком, как сквозняк, ветру заболела бронхиальной астмой…

      Четвертая дача появилась в 90-м. Родители купили ее уже готовой – с двухэтажным кирпичным домом, под которым находился гараж, с времянкой и баней, с удобренной землей. На некоторых соседних дачах постоянно жили люди – меньше шансов, что воры открыто будут хозяйничать.

      На этой даче, вернувшись из армии, я провел весь 92-й. Общаться с людьми, встраиваться в изменившуюся за два года жизнь было непросто и как-то противно. Казалось, что правильнее всего – ни с кем не связываться, ни во что не ввязываться. Запершись в доме, я читал книгу за книгой (теперь предпочитал художественную литературу), бился над своими, написанными в 86–89 годах, повестями и рассказами, пытаясь довести их до того вида, в котором они понравились бы мне самому.

      Переписывал и то, что набросал в армии. А привез я оттуда три девяностостраничных тетради прозы, стихов и дневников. Однажды во время шмона их конфисковали офицеры (нашли под матрацем), но потом вернули с предупреждением, что если еще раз обнаружат, то бросят в топку в кочегарке. Весной 1993-го я сам бросил их в печку, устав от попыток извлечь оттуда что-то дельное… Да, от того периода мало осталось в моем нынешнем архиве, но те многочасовые сидения за столом, лежания на печке с тетрадями вспоминаю с удовольствием и тоской, – редко когда с таким увлечением, вдохновением (прошу извинить за высокопарность) писалось позже.

      На этой СКАЧАТЬ