Моя жизнь. Вера Флоренская

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ матерью Лени Гинцбурга, организовали Дом юношества. Наши большевики-учителя и ссыльные большевики, такие как Шлихтер, пропустили это дело. Им было, конечно, не до юношества. Леня и Лева, и я тоже, были в правлении Дома юношества. Я заведовала какой-то секцией, видимо для декорации, так как Лева увлекался Оскаром Уайльдом, а у того сказано, что «женщины – пол декоративный». Леня успевал все: очень много читал серьезных книг, много работал в Доме юношества, делал там доклады по экономике, преподавал латынь в нашей гимназии (я была уже в казенной) и учился на одни пятерки. Только по космографии была четверка. Да еще музыкой занимался и давал концерты. Ну и еще крутил роман. Однажды мы с ним поехали гулять на «остров». Кругом Енисей, песок, солнце, а он читает мне «Капитал» и с азартом разъясняет то, что, он думал, я не понимаю, а я просто слушала только голос. Успевал помогать отстающим. Сколько может человек вместить?

      Дом юношества просуществовал года три. Мы уже уехали учиться в Томск, наши младшие братья там работали: Анатолий Козлов и Борис Гинцбург тоже там что-то делали. В наше время в неделю несколько раз мы слушали доклады разных деятелей и делали свои доклады. Я не помню, чтобы я хоть раз выступала, а Леня постоянно. Лев был талантлив, но ленив. Дом юношества был отдушиной для энергии учащихся. Сейчас пишу, что это была организация молодежи народнического толка. Мы не очень разбирались. Все нам казалось «революционным». В Николаевке была организация рабочей молодежи. И я помню, как стал вопрос об объединении этих двух организаций, но, во-первых, это были два разных конца города, и после работы тащиться через весь город в Дом юношества было трудно. Да и народ-то был разный. Словом, объединение не состоялось, и не по нашей вине. Не захотели они. Под Дом юношества было отведено большое помещение, было несколько комнат. Или это была, пожалуй, какая-то школа, а вечером был Дом юношества. Почти все вечера я проводила там. Не столько занимались, сколько просто болтали. Был рояль, но танцев не было – несерьезно. Была столовая, где Ревекка Абрамовна из огромного самовара разливала чай. За длинным столом, видно, школьным, стояли десятки стаканов и огромный поднос с кусками свежего пшеничного очень вкусного хлеба и сахар. Стоил стакан чая с сахаром и с огромным куском хлеба 10 копеек. Я имела очень редко возможность купить его, так как мачеха считала, что карманные деньги портят детей, а на самом деле от скупости. И я не имела даже десяти копеек. Когда же собирались ехать в какой-нибудь по-теперешнему «поход», я должна была отказываться, так как не имела 20–30 копеек, а просить не хотела, мне же было уже семнадцать лет. Отцу не хотела говорить, гордость не позволяла! Леня, конечно, не подозревал ничего. Так во мне укоренились и дикость, и необщительность. Леня же был вечно в движении, ходил на Столбы[33], выручал из лагеря военнопленных студентов, бывших ранее в «белой армии». Словом, был юношеский деятель № 1. И еще успевал ухаживать за мной. Это значило вечерние прогулки по берегу Енисея или на «Остров». Ходила я с ним СКАЧАТЬ