Остатки обеда и хлебные крошки,
Доверчиво глядя в глаза.
Но хмурилось небо, как будто бы знало –
Каким бы хорошим ни было начало,
Оно лишь начало конца.
И крылья тихонько ложились на полку,
А если летать – то всегда втихомолку,
То только по дому летать…
И хмурилось небо, где тучами плыли
Рассказы о том, что когда приручили –
Уже не хотят отвечать.
И хмурились звёзды – им вечно не спится!
И ты пристрелил большеглазую птицу.
***
Февраль.
Давай.
Чернил и плакать.
Я правда в норме, если вкратце.
А в рифму было б слово «слякоть»,
Но – честно! – не до Пастернака,
Хотя бы до себя добраться!
Февраль.
Смотри
Cо всей отвагой
В мои глаза не-цвета–неба.
Он был живой, а не Живаго,
Он был… А кажется, что не был.
Он был.
Молчи.
Я тоже буду.
И, знаешь, больше не позволю,
Ломать свою же веру в чудо…
Февраль.
Последний месяц боли.
***
С.Д.
Я как пленница Крита. Сбежать, утонуть, проснуться –
Не удастся никак. Ни к чему удивлённо охать.
Ты не верь в то, что видишь: трудно ли улыбнуться?
Ты не злись на меня – мне действительно очень плохо.
Эта маска вросла. Нет в улыбке ни капли фальши,
Но живое внутри ладит петли к крюкам от скуки.
В лабиринте темно, я не знаю, куда мне дальше,
Минотавр потихоньку уже потирает руки.
Ты бы дал мне клубок? Или меч, или может свечку,
Да и просто надежда мне б ещё как сгодилась…
Только ты – во дворце, ты, наверно, забыл про встречу,
Было глупо рассчитывать, правда, на эту милость.
Было глупо рассчитывать, правда, на эту малость,
Ты же думал и так, что со мною возможно чудо.
Лабиринт Минотавра. И пара шагов осталась –
Ты не верь в то, что скажут.
Я не вернусь оттуда.
ПИФИЯ
Жалом гекзаметр ранит,
роняя яд.
Те, кто пришли за правдой,
уйдут назад.
Дымом седого лавра
под потолок –
Моими устами отныне
глаголет
Бог.
***
Т.Л.
– С СКАЧАТЬ