В поисках истины. Ученый и его школа. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Андре Мазона, поднявшего вопросы о подложности и «Слова о полку Игореве», и Тмутараканского камня. Дело было не в конкретных людях (С.Л. Пештиче, А.А. Зимине или А.Л. Монгайте), вопрос надо было ставить шире. Уже в статье, посвященной изысканиям А.А. Зимина, А.Г. Кузьмин писал: «Наш век – век науки. Науку и ученого отличает прежде всего метод исследования. Очевидно, о нем нужно говорить гораздо больше, чем мы это делаем до сих пор» [10, 87]. Удар надо было наносить не по отдельным скептикам, которых во все века «было совсем немного», а по «скептицизму» как образу мыслей и методу. В 1969 г. в ученых записках Рязанского пединститута была опубликована статья Кузьмина «Скептическая школа в русской историографии».

      Главной задачей статьи можно считать стремление автора показать, что во все времена, в том числе в первой половине XIX в., «скептицизм» среди русских историков был неким отклонением от нормы. При этом А.Г. Кузьмин предлагает отличать «скептическую» школу от «критической», сторонников которой (прежде всего Г. Эверса) отличает то, что «они кладут в основу источник и идут от источника (не за источником, а от)» [15, 312]. И по методу скептицизм не имеет ничего общего с критическим направлением, для которого характерно убеждение, что «в основе всех построений должен лежать положительный факт, показание источника» [15, 318]. Скептическая «школа» скорее является «антиподом» критического направления: «критическое направление вело исследование от источника к концепции, “скептики”, напротив, шли от концепции к источнику. Такая методология не только не может быть признана “в основном правильной”, но ее нельзя вообще признать научной» [15, 327].

      Сама личность основоположника «скептической школы» М.Т. Каченовского в описании А.Г. Кузьмина могла вызвать антипатию у читателя: нерусский («выходец из греческой мещанской семьи Качони»), не получивший «сколько-нибудь систематического образования», окруженный столь же малообразованной нерусской публикой в частной жизни («М. Каченовского окружали не немцы-ученые, а немцы, занятые на русской государственной службе»), оказавшийся главой кафедры русской истории в Московском университете случайно («необходимость читать лекции для студентов побудила его более основательно войти в предмет»), не оставивший «сколько-нибудь серьезных исследований» («Свою концепцию он изложил в незаконченных этюдах о кожаных деньгах и Русской правде и в лекции “О баснословном времени в Российской истории”. К ним можно добавить студенческие опусы учеников Каченовского»). «Не обогатил науку Каченовский и сколько-нибудь существенными наблюдениями и фактами: он брал их в готовом виде у своих предшественников и современников» [15, 313–315]. Характеристика убийственная, но справедливая (достаточно вспомнить оценки знавших М.Т. Каченовского А.С. Пушкина и С.М. Соловьева). Метод М.Т. Каченовского для А.Г. Кузьмина неприемлем, поскольку главный русский скептик «отдает решительное предпочтение некому абстрактному “духу времени”, оторванному от источника. Субъективный СКАЧАТЬ