Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ поколениями. Именно я должен помочь этому случиться. Даже самое смелое воображение не может представить того, что я видел и пережил. Ни одно перо не в состоянии это описать. Я хочу все передать, как оно и было на самом деле. Пусть люди и весь мир узнают, что такое «западная культура». Я страдал, провожая миллионы на смерть. Пусть узнают миллионы. Для этого я живу. Это моя единственная цель. В одиночестве и тишине я все обдумываю и правдиво описываю. Одиночество и тишина – мои верные друзья. Только щебет птиц сопровождает мои мысли и работу. О дорогие птички, вы меня еще любите, иначе вы не чирикали бы так весело и не приближались бы ко мне. Люблю я вас, как люблю каждое Божье создание. Может, вы меня исцелите. Может, я еще смогу когда-нибудь смеяться.

      Может, это наступит с завершением моей работы, и тогда с ног моих спадут оковы[269].

      Произошло это 23 августа 1942 г., в Варшаве, во время блокады[270]. Я был тогда у соседей и не мог возвратиться домой. Со всех сторон слышались выстрелы карабинов, но мы еще не знали горькой правды. Наш страх усилился с прибытием немецких шарфюреров[271] и украинских вахманов[272], громко кричавших: «Всем выйти». На улице некий шарфюрер выстраивал в шеренги. Он с удовольствием выполнял свою работу, а лицо озарялось улыбкой. Ловкий, гибкий – он поспевал всюду. Осматривал нас и сортировал[273]. Его взгляд пронизывал всех. С улыбкой садиста смотрел на большое дело своего могучего отечества, которое одним взмахом снесет голову вредоносной гидре. Мой взгляд упал на него… Он подлейший человек. Для него жизнь человека – ничто, а умертвить кого-нибудь в ужасных мучениях – одно удовольствие. За «героизм» он стал унтершарфюрером. Звали его Франц[274], у него была собака Бари, о которой речь пойдет ниже. Я стоял в шеренге напротив своего дома на Волынской улице, откуда нас вывели на улицу Заменхофа. В нашем присутствии украинцы делили награбленное. Ругались между собой, все разворачивали и делили. Несмотря на такую массу людей, на улице царила тишина. Все онемели от ужаса и отчаяния. Какое состояние безнадежности! Мы не знали, что на самом деле происходит. Нас фотографировали, как животных. Некоторые были даже довольны. Сам я надеялся вернуться домой и считал, что нас будут регистрировать. По приказу мы двинулись. О ужас! Истина предстала перед нашими глазами. Вагоны, пустые вагоны. Летний день, красивый и жаркий. Мне кажется, что солнце восстало против такого бесправия. В чем провинились наши жены, дети и матери? За что? Солнце спряталось за тучи; прекрасное, яркое и светлое, оно не хочет смотреть на наши страдания.

      Приказали занять вагоны. Грузят нас по 80 человек. Назад дороги нет. На мне только брюки, рубашка и туфли. Дома я оставил сапоги и сумку с вещами, которые я подготовил, поскольку ходили слухи о нашем переселении на Украину, чтобы мы там работали[275]. Поезд перешел с одного запасного пути на другой. Хорошо зная этот железнодорожный узел, я понял, что мы стоим на месте[276]. В это время украинцы забавлялись, и СКАЧАТЬ