Название: Счастливо, товарищ…
Автор: Сергей Яснодум
Издательство: ЛитРес: Самиздат
Жанр: Драматургия
isbn:
isbn:
вряд ли окупятся страстные жесты.
Не метаморфоза-перевоплощение
жжёт суициды и топит инцесты.
Раскрой мне горячие в прошлом объятья,
упрячь моё следствие в дебрях причины.
Ведь все мы такие же сёстры и братья.
И даже в кончине мы неразлучимы.
Сентябрь-21.
ИСПЫТАНИЕ СНОМ
(истории, которых не было, но кто знает…)
ПЬЕСА О ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ И ОДНОМ АКТЕ
Пивная. Тошибин катает кружку по столу. Входит Мицубишин и совершает первое действие: бьёт Тошибина в ухо. Тошибин падает и роняет хвост тарани. В углу марширует Шивакин под песню из граммофона: “Москва-Пекин! Москва-Пекин!” К нему подкрадывается Мицубишин и совершает второе действие: бьёт Шивакина в ухо, но другое относительно Тошибина. Шивакин падает и ломает трубу граммофона.
С трудом и без достоинства поднимается Тошибин, по-прежнему пьяный, и совершает акт: мочится в левый ботинок, не расстёгиваясь.
Поднимается Шивакин и кричит в обломок трубы граммофона: “Идеи чу-чхе живут и побеждают! А вот с кем живут и кого побеждают – не твоего, брат, ума дело”.
Мицубишин закрывается жилистыми рабочими руками и горько плачет.
Но это уже не действие и, тем более, не акт.
Декабрь-93.
БАС И ШАЙБА
Фёдор Иванович Шаляпин очень любил хоккей. Не поиграться да силушкой помериться, а чтобы поболеть безумно.
Началось всё с тех пор, когда впервой занесло его в Америку. И прикипело сердце вместе со всем здоровым разудалым организмом к “Нью-Йорк Рейнджерс”. Отчего же не к “Чикаго Буллс”, не к “Филадельфии Флайерс”? Молчит Фёдор Иванович, а сам за подкладочку пальто флягу с водочкой прячет. И уже к середине первого периода стучит себе пустой флягой по коленке: “Рейнджерс” – чемпион! Вашу мать, “Рейнджерс” – чемпион!”
Потом антрепренёр науськивал полисменов, и те утаскивали Фёдора Ивановича в театр. И он пел “Мефистофеля” особенно зловеще. Зато в антракте выскочит, бывало, на улицу, мол, папирос купить, хватает извозчика: “Любезный, на матч и обратно. Получишь на чай и к нему лимончик”. И ни одному концертмейстеру не известно: будет ли во втором отделении “о дайте, дайте мне свободу” или “блоха? ха-ха!”.
Однажды Шаляпин так наорался на трибуне – совсем плохи дела шли у “Рейнджерс”, – что голос посадил напрочь. Золотой голос-то.
Прислали ему на замену Ивана Семёновича Козловского. А тот возьми и брякни первому встречному грузчику: “Ни во что не поставлю любого против “Вашингтон Кэпиталс”!”. Прознал об этом Фёдор Иванович и немножечко рассердился.
“Ах ты, тенор-хренор!”– налетел он на Ивана Семёновича и погнал по Бруклинскому мосту пинками. С тем Козловского и видали.
А у Шаляпина в голосе новая глубина обнаружилась.
Декабрь-93, февраль-94.
ДЕБЮТНЫЙ ЭНДШПИЛЬ
Климент Ворошилов и Семён Будённый играли в шахматы. По-чапаевски, разумеется, и чёрными фигурами. Потому, что белые – для врагов.
Напрягся Ворошилов, выстрелил СКАЧАТЬ