По заросшим тропинкам нашей истории. Часть 3. Сергей Борисович Ковалев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ постаменте, и приделывают Тотлебену. Впопыхах никто не обращает внимания на то, что сапёр – в фуражке, а наш знаменитый фортификатор уже держит её в левой руке. После отъезда Черчилля советские реставраторы восстанавливают его исконный – и правильный – вид и, кстати, возвращают голову сапёру. Если будете у этого памятника, подойдите к его левой стороне (если смотреть ему в лицо). Там вы увидите того самого сапёра – со швом на шее.

      Память о Тотлебене хранится и в Болгарии: в городе Плевен ему установлен бюст, а в болгарской столице Софии – памятная доска на бульваре, названном его именем. Есть в этой стране даже село Тотлебен.

      А мы вернёмся к союзникам. Что же они обсуждают? Вопрос, в общем-то, простой: что делать дальше. Но вот копий при поиске ответа на него оказывается сломано немало, и решение принимается совершенно неправильное. Но обо всём по порядку.

      Утром 22 сентября[555] английский генерал сэр Джон Бэ́ргойн сообщает лорду Раглану о (мнимой) мощности укреплений Северной стороны, а также информирует его о том, что русские загородили своими военными кораблями вход в бухту Севастополя, скрепив их канатами, но оставя всё же проходы между ними и берегами. Бэргойн делает вывод о том, что наземная атака с ходу приведёт к большим потерям и что наш флот не оставил затеи выйти в открытое море и дать бой союзникам. Рекомендация его однозначна: Северную сторону не штурмовать, город обойти, выйти к его южной части и нанести удар оттуда. Британский главнокомандующий, как обычно, решает сам ничего не решать и приказывает Бэргойну доложить обо всём Сент-Арно. А тот, надо сказать, уже длительное время тяжело страдает от рака желудка[556], причём состояние его здоровья неуклонно ухудшается: он чрезвычайно слаб, уже не может встать с кушетки, и жить ему к этому моменту остаётся всего-то несколько дней.

      23 сентября со стороны Севастополя слышатся буханья орудий, и через несколько часов союзники узнают от своих разведчиков, что русские расстреляли и затопили те самые корабли (об этом драматическом событии я ещё расскажу). Вначале англичан и французов охватывает радость – ещё бы: противник уничтожает собственный флот! – но быстро приходит понимание того, что зато теперь у их флота нет никаких шансов прорваться в севастопольскую гавань. И слабеющий Сент-Арно, выслушав Бэргойна, говорит своим коллегам: «Сэр Джон прав: обойдя Севастополь и напав на него с юга, мы будем иметь все наши средства в нашем распоряжении при посредстве гаваней, которые находятся в этой части Крыма и которых у нас нет с этой [Северной] стороны»[557]. Это был переломный момент Крымской кампании: из короткой победоносной карательной экспедиции она довольно быстро превратится в изнурительную войну.

      Решение союзного командования стало подвергаться критике чуть ли не моментально. Услышав о предстоящем манёвре (его назвали фланговым маршем), британский контр-адмирал лорд Эдмунд Лайонс[558] заявляет лорду Раглану: «Это операция стратегическая, СКАЧАТЬ