в нечто по истине невообразимое. Аркообразная, характерно угловатая форма окон, превращается в его вдохновении в ниспадающие заросли плюща, среди которых живут скульптурные фигуры святых и евангельские сюжеты, достигается всё это искуснейшей ручной обработкой камня и сложнейшей продуманностью множественных деталей декора и конструкций. Вдумчивый взгляд содрогнется, представив жертвенный труд мысли композитора и его создававшей эскизы руки, понадобившийся для реального осуществления архитектурно-декоративных идей и фантазий в целом. Сложность декора и архитектурных форм, наверное не зря позволяет применить к идее и замыслу собора пресловутое «поэзия в камне». Да, стоит вспомнить к примеру Кельнский собор, чтобы понять – гораздо более сложная, многообразная и сохраняющая строгость и сакральность поэзия в камне, была возможна за пять веков перед этим. Тем не менее, фантазия и труд, сложность и задумки и ее множественных элементов, жертвенный труд ее воплощения, в возведенных самим архитектором конструкциях не может не поразить. И именно это, к сожалению, побудило более поздних продолжателей Гауди извратить, предельно упростить и опошлить его архитектурные и декоративные идеи. И дело состояло как кажется далеко не только в изменившейся технологии монументального строительства и облицовки, а именно в эпохальном и ментальном отношении к подобной сложности замысла и труда его воплощения, как к чему-то излишнему. У архитекторов и строителей времен «проклятых королей» мотивацией для подобного была экзальтированная религиозная вера. У самого Гауди такой мотивацией была гениальная творческая вдохновенность, сакральность творчества и красоты, за которой, отступим, всегда читается подлинная ценность и святость для человека самого дара жизни. У современных воителей прекрасного не оказалось даже этого, а деградация вкусов и художественно-эстетического мышления, общее торжество пошлости, довершили дело. От замысла Гауди было взято опять-таки лишь самое общее – идея конструкции и облика башен, пятинефный вытянутый план и т. д. От сложнейшей и главной пожалуй в его замысле концепции декора, отказались сразу по возвращении к плотному продолжению строительства в начале 50-х годов, приступив к возведению южного фасада Страстей, относительно которого были оставлены четкие эскизы и указания архитектора. Гаудиевский замысел декора оказался не по зубам продолжателям – слишком много труда и головной боли. И ситуацию решили просто, по принципу «голь на выдумке хитра», почему-то решив, что имеют право превратить собор и его идею в авангардистское «ирландское рагу», где каждый, как известно, добавляет в конечный результат то, что кажется ему самому подходящим. Другими словами – решив, что правомочно отойти от идей Гауди, от принципа создания выверенными средствами сакральной ауры облика и пространства собора, от какой-либо целостности
СКАЧАТЬ
