Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф. Михаил Ландбург

Чтение книги онлайн.

      – Завтра правительство сотрёт Гуш-Катиф в пыль, ну и…

      Отступив на полшага в сторону, Виктор проговорил:

      – Не дождутся! Ни правительство, ни твоя знакомая…А тебе удачи!

      – И тебе! – отозвалась девушка.

      Сплюнув окурок на землю, водитель торопливо крутанул ключ зажигания. Машина, словно испуганная коза, сорвалась с места.

      «У Анны вещи заберу послезавтра», – решил Виктор.

      Прислонившись к стене кирпичного сарая, стоял старик-бедуин и жевал лепёшку.

      – Мир тебе! – сказал Виктор.

      Продолжая жевать, бедуин приподнял голову.

      – День отработал? – спросил Виктор.

      – А ты?

      – Моя работа ночная!

      Бедуин достал изо рта то, что осталось от лепёшки, и засмеялся.

      – Ты чего? – спросил Виктор.

      Бедуин не ответил. Только рот прикрыл.

      Виктор прошуршал газетой.

      – Правительство хочет, чтобы мы завтра убрались из Гуш-Катифа… Что ты на это скажешь?

      Бедуин молчал.

      – Наше правительство нас прогоняет…

      Бедуин вернул остаток лепёшки в рот.

      Виктор спросил:

      – Как тебе такое?

      Бедуин жевал лепёшку.

      – Прогоняет правительство! – повторил Виктор.

      Бедуин жевал лепёшку, закрыв глаза.

      – Тебе понятно, о чём я говорю?

      Бедуин не ответил.

      «Уж он-то понимает!» – подумал Виктор и спросил:

      – Почему молчишь?

      Бедуин приоткрыл беззубый рот и виновато улыбнулся.

      – Жуй, папаша, питайся! – сказал Виктор и побрёл дальше.

      С верхнего этажа жёлтого здания неслась песня «Эцли ха-коль бесэдэр»[1], и Виктор, взглянув на распахнутое окно, подумал: «Кажется, на землю уже сошла благодать, осталось лишь, чтобы к нам и справедливость опустилась…».

      Остановив несколько прохожих, Виктор представился журналистом. «Не подскажете, – спросил он, – где пребывает справедливость?» Прохожие на улицах Беер-Шевы отнеслись к вопросу Виктора со всей серьёзностью, более того, на какое-то время они погружались в глубокомысленную задумчивость, но точный адрес никто так и не указал.

      Беер-Шева, 16-ое августа, 16–24.