Тело не врет. Как детские психологические травмы отражаются на нашем здоровье. Алис Миллер

Чтение книги онлайн.

      Организм вообще не понимает этой морали, ничего не может поделать с четвертой заповедью, также его не обмануть и словами, в отличие от разума. Тело является хранителем нашей правды, потому что оно несет в себе опыт всей нашей жизни и заботится, чтобы мы могли жить с этой правдой. С помощью симптомов оно также заставляет нас допустить эту истину когнитивно, чтобы мы могли гармонично общаться с живущим в нас когда-то оскорбленным и униженным ребенком.

      Наказания с целью выработки послушания я лично получала уже в первые месяцы жизни. Конечно, десятилетиями я не имела об этом ни малейшего представления. В детстве, по рассказам моей матери, я была настолько послушной, что у нее не было никаких проблем со мной. Этим она, по ее собственным словам, была обязана последовательному воспитанию меня, беспомощного младенца. Поэтому у меня так долго не было воспоминаний о детстве.

      Только во время последней терапии сильные эмоции сообщили мне об этом. Хоть они и были связаны с другими людьми, но постепенно мне все лучше удавалось понять их корни, интегрировать их как осознанные чувства и таким образом реконструировать историю моего раннего детства. Таким образом я избавилась от застарелых, до тех пор непонятных мне страхов и благодаря чуткому сопровождению смогла залечить старые раны.

      Страхи касались в первую очередь моей потребности в общении, которую мать не только никогда не удовлетворяла, но за которую она меня даже наказывала как за непослушание, руководствуясь своей строгой системой воспитания. Поиск контакта и понимания проявлялся сначала в плаче, потом в вопросах, в сообщении собственных чувств и мыслей. Но за плач я получала шлепки, на вопросы – нашпигованные ложью ответы, а выражать чувства и мысли мне было запрещено, поскольку молчание матери целый день было постоянной угрозой. Она никогда не хотела истинных проявлений меня, поэтому я должна была скрывать от нее свои подлинные чувства.

      У матери случались вспышки гнева, но она была не способна проанализировать их или подвергнуть сомнению свои эмоции. Поскольку она с детства была фрустрирована и недовольна, она постоянно в чем-то обвиняла меня. Если я сопротивлялась несправедливости и пыталась доказать ей свою невиновность, она понимала это как нападки, которые часто очень жестоко пресекала. Она путала эмоции и факты. Если она чувствовала, что я нападаю на нее со своими объяснениями, то была уверена, что так и есть на самом деле. Помочь понять, что ее чувства не имеют ничего общего с моим поведением, ей могла бы способность к рефлексии. Но я ни разу не заметила, чтобы она о чем-то сожалела, она всегда вела себя как «право имеющая». Так, в тоталитарном режиме, я провела свое детство.