Московские праздные дни. Метафизический путеводитель по столице. Андрей Балдин

Чтение книги онлайн.

      Вот и на схеме, которая рисует рост и убывание года, мы видим спуск: «дно» времени уже близко.

      На этой схеме пункт Покрова обозначает переход Москвы в качественно новое состояние. Она осталась вне света, без света. Свет заменяют ей «москвоподобные» фигуры и предметы, подобные Покровскому собору.

      Единство московского сюжета, связывающего, как в случае с собором Василия Блаженного, рельеф города и календаря, представляет еще один пластический закон Москвы.

      Москва стремится собраться узлом или по многим местам многими узлами, «рифмами» пространства со временем. Место должно соответствовать календарю, быть проникнуто одинаковой с ним эмоцией, оно должно быть очеловечено, награждено именем. Все должно соответствовать имени места и единому московскому сюжету: Москва, как сочинитель, тотальна.

      Она подвигает своих авторов, архитекторов, художников или, скажем, поэтов, предпочитающих писать после Покрова, к целостным, всесвязующим действиям. В ее тотальном произведении изображение должно быть одно и то же со словом, равно и с чувством, которое вызывает это слово. В результате Москва, видимая и невидимая, собирается нервными узлами, сгустками смысла, фокусами плоти – такова ее подвижная, ежесекундно замирающая узорчатая ткань.

      Замечательно то, что она одновременно дробь и целое.

      В Москве связь места и времени часто предстает воочию: так сложно и неслучайно лепится этот древний город. Здания-кораллы (те, что сохранились; оттого, что они редки, они тем более выглядят как фокусы и узлы московской ткани) – изъеденные временем, сбрасывающие шелуху штукатурки, они являют собой обломки истории, поочередно согревающие и леденящие душу.

      Плоть Москвы, как и ее календарь, пестра, конфликтна, эмоционально насыщенна.

      Очень хорошо, что наблюдение началось с Василия Блаженного: в своих составных частях он предельно контрастен, никак не мертв, но жив – чудный, украшенный звездами и каменьями восточный спрут воссел на изгибе москводна, его винтом заверченные щупальца-купола тянутся к небу (поверхности моря?). Поверхности времени: по Васильевскому спуску мы ощутимо съезжаем на дно календаря.

      То же и с персоналиями: герои здешней истории обязаны вписаться в «тотальный» сюжет Москвы, ввязаться в тот или иной ее узел, притом в контрасте, конфликте, споре – иначе память города их не удержит.

      Физиономически Казанский спуск представлен парой: Иоанн Грозный и Василий Блаженный. Московская память уверенно соединяет их вместе. Две полярные фигуры – царь и юродивый: верх и низ московской политической сферы.

      На иконах Василий гол и космат; особенно хорош его образ на Большой Полянке, в церкви Григория Неокесарийского.

      По «рельефу» московской истории эти двое шагают вместе; царь и юродивый доходят до покровского предела, до 1557 года. В тот год собор был СКАЧАТЬ