судорожными взмахами крыльев исчезнуть в темноте». Кормилица поднялась и вышла на плоскую крышу; историю этой охоты и первых часов любви она знала достаточно хорошо: каленым железом это было выгравировано в ее душе. Судьба сокола ее беспокоила также мало как счастье возлюбленного, пламя страсти которого не охладила вереница трехсот ночей. Её грела одна мысль: она с нетерпением ждала восхода солнца, сумерки ей были невыносимы: все существа должны отбрасывать тень, чтобы одна единственная, которая не имеет тени, еще величественнее выделялась на их фоне; каждым взглядом ловила она подтверждение того состояния, которое, продержись оно еще три дня, связано с устрашающим поворотом судьбы. В нетерпении она смотрела на небо, которое уже озарилось светом зеленоватой бирюзы: ее острый взор увидел птицу, которая кружила на самой высоте; но отблески солнца ее тоже не коснулись. Императрица тоже вышла, кормилица снова спросила: «Что тебе снилось перед пробуждением?». «Я думаю, люди», – ответила императрица. «Довольно мерзко, – ответила кормилица. – Это можно было прочитать на твоём лице, что тебе снится что-то отвратительное. Горе нам, что мы здесь, горе тому, чья это вина». «Почему лица людей так дики и отвратительны, а лица животных так красноречивы и красивы?» – сказала императрица. «Ее пугают ему подобные, – пробормотала кормилица, – его она не видит». «Если бы обернуться гадюкой и скользить в струящемся горном потоке, – сказала императрица. – По наитию находить его след как змея на земле и как коршун в небе – это блаженство, но любовь больше». «Привязываться к людям, – пробормотала кормилица, – это лить воду в дырявую бочку». Императрица увидела сокола, который парил в небесной выси, а кормилица с радостью отметила отблеск солнца на его крыльях. Казалось, он медленно спускался, но свет был с ним: его когти сверкали как драгоценные камни, или он держал драгоценный камень в своих когтях. «О счастливый день, – воскликнула императрица, – это красный сокол, любимец моего господина! Он исцелился от своих ран, он нас простил». Сокол, расправив крылья, застыл в воздухе. «Талисман, – закричала императрица, – он у него, он мне вернет его». Кормилица бегом принесла расшитое жемчугом, сияющее драгоценными камнями покрывало из зеленого шелка. Они расправили его перед соколом. «Смотри, как мы ценим тебя и твои подарки, ты прекрасный, – закричали они, – ты величественный, ты бесстрашный!». Одним взмахом крыльев сокол дугой поднялся вверх, потом внезапно спустился вниз с потоком ветра вскользь лиц обоих женщин, в мгновение ока птица воспарила в воздух, на одеянии лежал талисман. Письмена, выгравированные на плоском, бледно-белом камне горели огнем и вздрагивали сияющими отблесками. «Я могу прочитать надпись», – сказала императрица и побледнела. Кормилица вздрогнула, она никогда не понимала этих знаков: внезапная мысль пронзила её, она быстро схватила камень, хотела вырвать его, скрыть надпись, но было поздно, письмена были прочитаны и смысл молнией проник внутрь. Застывшей
СКАЧАТЬ
