– Тогда пойдём вместе.
Хан нервно пожевал губу. Глаза бегали с Малика на холодильник.
– А, Бог с тобой, дают – бери, – наконец пробормотал он. – Хорошо. Пойдём, Малик. Уговорил.
Бродяга довольно усмехнулся. Начало было положено.
4
Константин Хан видел сон.
Слышал сон. Чувствовал сон. Он находился внутри сна и сном же являлся.
Белый лист, пустота. Точка – карандашная ли, оставленная ли шариковой ручкой или кистью, абстрактная ли, не имеющая ни длины, ни толщины. Бормотание на фоне – какая-то белиберда, не разобрать ни слова. Линия. Вторая, третья. Последняя почти завершает квадрат – почти, не попадает ровно в первую точку и снова идёт наверх, снова обводит квадрат, пытается исправить его, но только портит.
Быстрее и быстрее.
Линии становятся небрежней, голос бубнит громче, злее, раздражённей.
Ещё быстрее.
Некто невидимый уже даже не старается, а просто водит в исступлении чёрным по белому, квадрат превращается в сплошную невнятную каракулю, будто кто-то долго расписывал ручку, будто рисовал ребёнок или сумасшедший.
А голос уже кричит, голос захлёбывается от ярости, и всё быстрее и быстрее, всё небрежней, хуже, отвратительнее, посредственнее, кошмарнее, кривее, паршивее, сквернее, слабее…
– Х-а-а!
Знакомый потолок, и дурнота, и тяжёлая боль, будто жидкий свинец плещется в черепе и давит в глаза. Хан прикрыл веки и лежал, пытаясь отделить сон от действительности. Проклятое солнце светило прямо в мозг.
Костя медленно, с усилием приподнялся и вдруг понял, что в комнате он не один.
На табуретке, рядом с кроватью, по пояс голый, сидел молодой человек. Длинные чёрные волосы падали на изнурённое лицо, на груди раскачивался не крестик, но какое-то странное украшение: узкий металлический цилиндр длиной эдак в палец. В руках – шитьё, иголка застыла в поднятой руке. Затуманенные припухшие глаза наблюдают за ним.
Малик, Бродяга.
– Ч-что случилось? – с трудом произнёс Костя. Малик вздохнул и воткнул иголку в ткань.
Пахло блевотой. Он опустил взгляд и увидел возле кровати тазик с мутной жижей.
Хотелось пить.
– Мы купили красок. Тех, что тебе были нужны. Это ты помнишь? – устало начал Бродяга.
Хан с трудом сел на кровати, положил голову на ладони.
– Да. Это я помню.
– Мы пришли сюда, и ты стал писать картину.
– Да. Я стал рисовать.
Хотелось пить.
– Потом я ушёл.
Костя молча кивнул.
Кажется, он решил немного выпить, чтобы работалось лучше. Нет, не кажется. Раз всё это сейчас происходит… значит, он действительно выпил, помнит он это или нет.
– Я вернулся через несколько часов, СКАЧАТЬ