Не опечатка, не описка:
предновогодней незимой
я получил письмо из Пинска,
где мне заказан путь домой.
В придачу – скатерть и дорожка
и тьма, глядящая врагом…
И память детства, будто кошка,
всё ходит по цепи кругом:
идёт направо – видит Пину,
налево – страх и вороньё,
и тьма ночная дышит в спину,
и не укрыться от неё.
И вдруг – внезапно, как ни странно,
среди заснеженных полей:
взошла звезда, запела Анна,
и сердцу стало веселей.
Докурю я последний чинарик
и последнюю рюмку допью.
И Венеру включу, как фонарик,
осветившую жизнь не мою.
Что ж, свети, – пусть не мне, но другому;
и пускай навсегда молодой
не тоскует по отчему дому
под моей путеводной звездой.
Мера бывает разной, но чаще – крайней.
Верил, но не боялся и не просил.
И выпрямлялся согнутый рог бараний,
но тем не менее тикал watch-упарсин.
Правый пологий берег крутым сменялся,
лесом непроходимым сменялся сквер,
но не сдавался; и получалось масло, —
символ возни мышиной и полумер.
Как бы там ни было – с голоду ты не помер.
Номер 16? Что ж и на том мерси!
Слышишь, как надрывается колокол-зуммер?
На небо глядя, молвишь: – Иже еси..?
Не сомневайся – есть! Значит в полной мере
всё, что тебе положено – не твоё.
В речке купаясь или гуляя в сквере —
пей, не спеша, из горлышка забытьё.
Урок французского
А. М.
Будто дёснами хлебную корку жую,
доживая свой век.
Се ля ви, говоришь, говоришь, дежа вю
тишиной из-под век.
Что ж, финита? Адьё? Оливье. Винегрет.
Незатейливый трюк!
Столько зим говорю, говорю столько лет:
табуретка и крюк.
А ля гер, говоришь и камси, говоришь,
тет-а-тет, о-ля-ля.
Невесёлая старость, июньский Париж
и чужая земля.
Навсегда не лямур и пердю навсегда,
никогда комильфо.
И не Сена за окнами – Леты вода
и вокруг – никого.
Шаромыжником стал милый друг. Пуркуа?
Почему бы и нет!
И полночная вспять утекает река
и луна, как омлет.
Грациозны, чисты, бесподобны, зигзагообразны,
как две капли воды друг на друга похожи они.
Эти белые цапли в тиши декабря не напрасны,
а скорей распрекрасны, как предновогодние дни.
Не белым, но бело! Значит набело жизнь перепишем,
черновик уничтожим и не пожалеем о нём.
И побудем на свете пречистом – не третьим и лишним,
а потом на закате с тобой грациозно уснём.
1991
Мы чокнулись! И дальше – больше:
Брест растворяется вдали
и СКАЧАТЬ