Название: Эльд
Автор: Борис Белокуров (Усов)
Издательство: ООО "Выргород"
Жанр: Поэзия
isbn: 978-5-905623-17-2
isbn:
Само название группы – уже синефильское, Усов и сам пел: «Нелепо рок-звездою быть, нормально быть звездой кино» или «У меня есть друзья, они ходят ко мне, как в киношку». Это совершенно так, его песни часто воспринимаются как налёт на ретроспективу, где кого только не встретишь – от Чарлза Лоутона и Ким Бессинджер до Хэла Хартли и Сэма Лаури, от страны глухих до моста через реку Квай. В конце концов, в усовской компании даже уличные алкоголики носили прозвище «спилберги», а одно из последних стихотворений в жизни Борис написал про Брюса Ли.
Дело даже не в киномании как таковой, но в самом превосходстве образа над цитатой. Когда Усов поёт: «Домохозяйки в сторону отложат Айрис Мердок», совершенно не важно, о чём Мердок писала и кто она вообще есть. Равно как и строчку «Вернер Херцог шёл к Лотте Эйснер» не стоит гуглить, ведь здесь куда принципиальнее ситуативная наглядность и работа на представление. Перед нами незамутнённый взгляд камеры, а не корм для гиперссылки, это уникальный киношный дубль, а не завзятый сетевой клик.
Большинство текстов Усова напоминают тщательно отрисованные раскадровки. В этом, кстати, одна из причин его многословия (приближающегося в лучших своих образцах вполне к параметрам Высоцкого, очень им ценимого) – он тщательно планирует расстановку и заранее выстраивает свет для собственных слов, поскольку в каждом стихотворении как будто идёт негласная подготовка к большому нездешнему зрелищу, поэтому важна каждая деталь, точнее эти детали приобретают свойство правила. Этот фильм никогда не будет снят. Но в неукоснительной работе на грядущий миражный киносеанс – весь смысл «Соломенных енотов».
Ключ к творчеству Бориса Усова – не структурализм, но герменевтика, не языковые эксперименты, но тотальная эмпирика. Это вообще не игры ни в малейшей мере. К лирическому герою «Соломенных енотов» применимы слова Ролана Барта: «Воображаемое – материя серьёзная (ничего общего с серьёзностью как „добросовестностью“: влюблённый – отнюдь не человек с чистой совестью): мечтательный ребёнок (лунатик) – не игрок; точно так же закрыт для игры и я: в игре я не только всё время рискую задеть одну из своих болевых точек, но к тому же всё, чем забавляются окружающие, кажется мне гнетущим; меня невозможно поддразнить без риска. Обидчивость, подозрительность? – скорее нежность, ломкость, как у волокон некоторых сортов древесины».
Ломкая поэзия Бориса угловата, но углы выставлены по заранее установленным правилам, как в кунг-фу (Усов, кстати, любил на некоторых фотографиях изображать соответствующие пассы руками). То же и с музыкой – при всей шумихе и неразберихе в ней всегда прослеживается чёткая линейная геометрия. Это как в старой песне про маленького дракона, где всё как раз перегорожено прерванной линией, но есть и тонкая соломинка недоприрученности чёрной пустотой, по которой одной и можно пойти. Его стихи никогда не лабиринт, но соединение светящихся точек – Усов как древний египтянин натягивает волокна финикийской пальмы над гниющим илом. Его стихи полны таких несущих конструкций, которые не рухнули за все эти годы. С течением времени становится всё очевиднее, что они простоят ещё многие десятки лет.
В довольно разветвлённом мире самопального панка и постпанка девяностых годов XX века «Еноты» с их зоосемиотикой и коньковским акмеизмом в первую очередь поразительно узнаваемы – нельзя ни с кем спутать ни эти высокомерно-взвинченные и одновременно воркующие, как искомый плач форели, интонации, ни этот аскетичный и романтичный звуковой строй. «Еноты» родились в момент, когда постсоветское пространство резко сузилось до книжного развала и ларёчного окошка. На стыке читабельной культуры и уличной цивилизации зародился автор – зомби, потративший на ерунду свою молодость. Благодаря его мановениям сугубо суточный контекст из «Менатепа», сникерсов, танков-инвалидных колясок и прочей накипи начала девяностых взмыл сразу в матрицу Земли. «Еноты» были и остаются в первую очередь группой художественных преувеличений, и область воздействия последних простирается далеко за пределы вышеупомянутых девяностых или нулевых, и вообще, строго говоря, не десятилетиями такое следует измерять. Если их гордое и особливое искусство и нуждается в какой-то дополнительной помощи, то дело тут за художниками. Этим песням нужны неизгладимые, в духе Гранвиля или Сендака, иллюстрации, как книгам из библиотеки фантастики и приключений – потому что миры, воспетые «Енотами», нужно видеть воочию: и кошку по имени Ла, и весну в Сиаме, и мотылька-птеродактиля, и утро всех галактик, и мир подводный и земной, и даже мента, который всё будит и будит героя на станции «Битцевский парк». Поэзию Усова отличает эпическая наглядность. Он подаёт любые события – как свершённые, а образы – как существующие. Это метод «сбывающегося говорения», как в некоторых формах немецкой философии.
Первая книга стихов и песен Бориса Усова называется «Эльд» – с отсылом к кинговской «Тёмной Башне». Он планировал так же назвать и последнюю несостоявшуюся запись «Енотов» – затевался альбом-гигант с обилием накопившегося со времён «Эн и я» материала. Борис сам успел составить книгу СКАЧАТЬ