Тунисские напевы. Егор Уланов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ стит всё в одной, называют гением. Не потому ли, что он умеет соединять противоположное? Так обычно и случается, что в момент, когда кажется, будто можешь всё – ничего не делаешь. А в минуту горькой ненависти к самому себе совершаешь великие поступки. Не есть ли это ещё одна забава гения: считать себя ничем, будучи великим?

      Уже запели мечети. Красивый мужской тенор пролетает над морем, то затихая, извиваясь как змея, то становясь громче и сильнее, подобно степному волу. Тёмное восточное небо внимает молитве. А меж тем благодатную тишину в паузах нарушает шум моря. Две птицы летятс востока на запад.

      – Продолжай! – Требую вновь.

      – У всякой песни есть своё начало. Не торопись, – отвечает она, – ведь редко удаётся увидеть волны в ночном небе.

      – Волны?

      – Да, волны. Что удивительного? Иногда, в час подобный этому, в здешних краях происходит диво: ветер подхватывает песок пустыни и проносит его по ночному небосклону. Так и выходит, что внимательный зритель увидит эту волну в небе и поразится их схожести с морской влагой. Явление это, надо сказать, редкое, хотя и проходит довольно часто. Не думай, что я несу чепуху… оно редкое и частое от того, что его никто не наблюдает. У всех нет времени, чтобы поднять голову. Нынче даже медлительный араб мечтает о прибытке. Хотя, между нами, прибыток – дело низкое.

      – Отчего же низкое? – не выдержал я.

      – От того, что в нём часто решает случай. А полагаться на случай вместо разума – низко.

      – Ну, – обыкновенно начинаю долгое обоснование.

      – Тише… – прерывает она. – Видел? Снова волна в небе.

      – Что-то краем глаза…

      – Видел? Опять. Присмотрись лучше. Это Кирго…

      – Что?

      – Слышишь? Тунисские напевы. Это Кирго их поёт в самой ночи…

      – Что ты бормочешь, не пойму?

      Волна пронеслась по небу. Песок, отражая свет луны, становился серебром и освещал полуночный простор. Звёзды при том стали ярче, будто соревновались с тем, что болтливая арабка называла «Кирго». А я так и не мог её понять. Разбирал два-три слова, хотя она и приноровилась говорить по-русски из-за большого наплыва туристов,

      Прошло время. Мы ушли с пляжа. Там было слишком темно, и я решительно ничего не мог записать. Мы по-прежнему были одни. Она смиряла меня взглядом, я чувствовал себя глупо. Однако африканская ночь баловала теплом, и со временем я расслабился и забылся.

      Свет звёзд меркнул в сиянии фонарей. Зато теперь я всё видел и мог делать заметки.

      – Когда ты уже начнешь свою песню? Я ведь приготовил листок с карандашом, чтобы записать, а ты молчишь или говоришь что-то бессвязное.

      – Сейчас….

      И она затянула плавный напев арабских слов. Я ничего не разобрал, но насладился чистой красотой её голоса.

      – По-русски, это будет… вот…

      «Так говорил мой любимый:

      Не пой мне песен грусти и печали;

      Был он в хмелю от любви.

      Я ему слух услаждала

      Песней хорошей одной,

      Что о любви сплетена.

      Часто потом он просил

      Петь эту песню простую.

      Нынче любимого нет.

      Хочешь тебе я спою?

      Но песня эта грустна.

      Хоть не хотел мой любимый

      Душу тоской огорчать,

      Всё же заплакал над нею

      И полюбил навсегда.

      Хочешь, её я спою?

      Пусть она будет твоею.

      Ай, да песня – река».

      И она начала напевать.

      1

      Было это давно, в краях, где растут оливки, а с моря в степь веет солёной прохладой. Солнце не стесняясь жгло голову; песок обжигал ноги, и только небо ничего не жгло, а просто величаво поглядывало на всё сверху-вниз. В пустынях близь средиземного моря редко какая птица летает в полуденный зной. Поэтому здесь даже небо кажется безжизненным и далёким.

      Кирго стоял без движения. Его глаза покрывала дымка воспоминаний. Он вспоминал родителей, родной дом, рощу за холмами: лиственницу, ель, хвою. С большим трудом вспоминал снег, и с ещё большим свободу.

      Его привезли невольником из Польши, когда он был ещё совсем мальчиком. Тогда же продали в Тунис, как раба-слугу; отвезли в гарем к богатому кади, то есть судье, и по традиции оскопили.

      В гареме он находится СКАЧАТЬ