ГЕННАДИЙ СМИРНОВ. ОБАЯТЕЛЬНЫЙ НЕГОДЯЙ. Беседовала Наталья Черных

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ моего персонажа герой Федора Бондарчука – кумир и для обожаемого Петра Сергеевича он сделает все что угодно. Слушаться будет, заботиться как о маленьком ребенке. После этого роль начала выстраиваться сама, и подглядывать ни за кем не надо. Я так прямо и смотрел на площадке на своего «начальника» влюбленными глазами: какой прекрасный, мудрый и честный человек! В первую картину Дуни попал совершенно случайно. Позвонила агент: «Сходи на пробы фильма «Связь». Правда это не роль, а групповка – нужны  друзья главного героя, зато – Смирнова!» У Пореченкова там есть сцена, где он с друзьями выпивает и рассказывает, как страдает от любви. Пришел, познакомились, я рассказал какой-то анекдот, Дуня подхватила… Стали вместе хохотать, так с 2005 года до сих пор и хохочем. Вот – случайная встреча, изменившая всю мою жизнь. В итоге я сыграл не в групповке, дали роль Рината, хотя на него уже был утвержден московский артист. Этот фильм я люблю, пересматривал его несколько раз. Там потрясающая Анна Михалкова и невероятный Михаил Пореченков. Все же привыкли видеть его с автоматом, а в «Связи» он и нежный, и ранимый, и при этом все равно мужественный, этого почти никто не умеет играть. Сильный мужик, но страдающий от любви, которого можно расколоть на маленькие кусочки, разбить как чашку. У Дуни многие артисты начинают раскрываться по-другому и играть то, к чему зритель не привык. В «Кококо» герой писался уже на меня. Дуня с Аней Пармас сочиняют  сценарии под конкретных актеров. Главных героинь придумывали для Ани Михалковой и Яны Трояновой. А я – директор Кунсткамеры, дальше про характер можно не объяснять. Все они – современная русская интеллигенция, немного потерянная, которой хочется перемен, но она не знает, как этого добиться. И даже каких именно перемен – тоже не очень хорошо понимает. Играть было легко – мое окружение из таких людей и состоит. Такая образованная, интеллигентная петербургская публика.

      К слову, нас с Дуней периодически женят или называют родственниками. Наверное у меня очень редкая фамилия, раз люди думают, что все Смирновы непременно связаны между собой. Как-то читал в Интернете пост некой дамы про семейственность в кино: мол, папа протежирует дочку, а дочка – брата Геннадия. Однажды семейной парой назвали, когда снялись для светской хроники глянцевого журнала. Было весело! Это ведь тоже своего рода театр. Будущую профессию я выбрал, кажется, еще даже не начав говорить. Но главное все-таки случилось в поезде, когда мама везла нас с братом в Геленджик. На море мы отдыхали каждое лето, мама копила весь год деньги, вкалывая на двух работах. Мне было пять, соседками в купе оказались две учительницы – художественной школы и музыкальной. Ребенком я был активным, даже чересчур, всю дорогу веселил купе песнями и пляс ками. В Геленджике поселились вместе с новыми приятельницами, и я продолжил концерты. Видимо, в ноты попадал, поскольку к концу отпуска Любовь Васильевна, у которой потом и учился, сказала маме: «Лариса, ребенку нужно к нам!» И в 1978 году в возрасте шести лет ребенка повели поступать в музыкальную школу. Я спел перед комиссией «Крейсер «Аврора», и меня приняли. Стал играть на пианино, а мама – гордиться сыном. Как она втиснула большой черный «Красный Октябрь» в тринадцатиметровую комнату в коммуналке, где мы жили втроем, до сих пор не понимаю. И песня на вступительных экзаменах, и то, что музыкалка располага лась на Ленинградской улице – было, наверное, намеком судьбы. Но тогда я его не понял. И мысли не возникло, что буду жить в Ленинграде. Я рос в  Вологде, в Завокзальном микрорайоне рядом с железнодорожными путями. С одной стороны дороги – локомотивное депо, где работали дедушка с бабушкой, с другой – вагонное, там много лет трудилась мама, а потом и старший брат. – И как там жилось – у железной дороги? – Дом наш на улице Можайского, кажется, еще довоенной постройки: деревянный, двухэтажный, с большими и темными коммунальными квартирами. Никакой, конечно, горячей воды и ванны. Зато у каждой семьи свой газовый баллон, заправлять который ездили на станцию. Помню, как радовался, когда меня брали с собой – это ведь значило, что я взрослый! Развлекались с ребятами на железнодорожных путях, хотя ходить туда строго запрещалось. Но если можно положить монетку на рельсы и дождаться, когда по ней проедет состав – какие запреты удержат? Зимой во дворе строили снежную крепость, штурмовали ее и защищали, домой возвращались с головы до ног в ледышках. Конечно, как и всем мальчишкам, дворовая жизнь мне нравилась больше, чем учеба. Но класса до седьмого оценки я получал приличные. А потом окружающая жизнь вдруг стала любопытнее учебников – и школу я окончил с шестью тройками, да и те, думаю, натянули. В конце восьмидесятых стали печатать столько интересного!  Я выписывал журналы, покупал газеты – денег, кстати, у мамы не просил, работал каждое лето почтальоном – и читал запоем: по ночам дома, а днем на уроках. Учительница математики и завуч Тамара Порфирьевна иногда брала у меня почитать «Московские новости», во время контрольной садилась рядом и спрашивала: «Ну как тебе последняя статья про Ельцина?» Мы начинали обсуждать, дискутировать, и под шумок она помогала решать задачи. Учителя вообще мне многое прощали, потому что «зачем ему химия, он все равно в артисты собрался». Я же участвовал во всех вечерах, концертах, КВН, а с восьмого класса ходил в народный театр при городском Доме культуры. Играл маленькие роли, зато старшие помогли подготовиться к поступлению в театральный. СКАЧАТЬ