Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2019. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ плугом, но все же процитирую этот отрывок из письма С. В. Гаврилову, чтобы уточнить ее: «Я вообще считаю, что слово, служащее выражением мысли, истины, проявления духа, есть такое важное дело, что примешивать к нему соображения о размере, ритме и рифме и жертвовать для них ясностью и простотой есть кощунство и такой же неразумный поступок, каким был бы поступок пахаря, который, идя за плугом, выделывал бы танцевальные па, нарушая этим прямоту и правильность борозды. Стихотворство есть, на мой взгляд, даже когда оно хорошее, очень глупое суеверие».

      Это письмо написано в 1908 году – за два года до смерти писателя, и сравнение принадлежит «позднему Толстому», уже не совсем тому, кто написал «Казаков», «Войну и мир» и «Анну Каренину». В начале восьмидесятых годов у писателя случился его знаменитый «духовный перелом» и вместе с ним – переоценка отношения к искусству, религии, науке, семье. Однако до этого времени Толстой поэзию читал часто и довольно внимательно. Да и после «перелома», уже в глубокой старости, он перечитывал Пушкина, которого любил всю жизнь, с того дня, когда в детстве прочел отцу с большим, как он выразился, «пафосом» «К морю» и «Наполеона». Пожилой Толстой часто вслух читал гостям тютчевское «Тени сизые смесились» и на строчках: «Час тоски невыразимой!.. Всё во мне, и я во всем!..» не выдерживал и начинал рыдать. Тютчева он любил всю жизнь, равно как и Фета, с которым их связывала многолетняя дружба и переписка. В письмах оба не стесняясь давали друг другу творческие советы и честно высказывали замечания. Так, например, Фету совершенно не понравилась «Поликушка», а от «Казаков» он пришел в восторг и посвятил этой повести стихотворение в прозе. Одно время Фет почти в каждом письме посылал Толстому стихи и получал их скрупулезный разбор. О знаменитом четверостишии: «Та трава, что вдали на могиле твоей…» Толстой писал другу так: «Оно прекрасно! <…> В подробностях же вот что. Прочтя его, я сказал жене: „Cтихотворение Фета прелестное, но одно слово нехорошо”. Она кормила и суетилась, но за чаем, успокоившись, взяла читать и тотчас же указала на то слово, которое я считал нехорошим: „как боги”» (27 янв. 1876 г.). В ответном письме Фет пишет: «Что касается: как боги, то я, писавши, сам на него наткнулся, – но тем не менее оставил. Знаю, почему оно Вам претит – напоминает неуместную мифологию. Но Вы знаете, что мысль всякую, а тем более в искусстве, трудно заменить. А чем Вы выразите то, что я хотел сказать словами: как боги? Словами: так властно. <…> Как в раю. Односторонне и бледно. Я подумал: ведь Тютчев сказал же: „По высям творенья как бог я шагал”, и я позволил себе: как боги. – И ужасно затрудняюсь заменить эти слова». Тому же Фету Толстой писал и о других поэтах – всегда прямо и честно: «Баратынский настоящий, хотя мало красоты, изящества, но есть прекрасные вещи.

      Один стих: „Любить и лелеять недуг бытия” стоит дороже всех драм Толстого». Гомера Толстой читал в оригинале, уподобляя переводы дистиллированной теплой воде, а оригинал – воде из ключа «с блеском и солнцем и даже со щепками и соринками, от которых она еще чище и свежее», любил Лермонтова, Кольцова, в молодости любил Гете, которого в старости стал отрицать. Наибольшее влияние на Толстого оказала поэзия Евангелий. «Руссо и Евангелие – два самые сильные и благотворные влияния на мою жизнь.» Сам Толстой любил выдумывать поэтические экспромты на случай, часто поучительного свойства. Например, поддразнивая дочерей, которые одно время днем наряжались в народные костюмы и работали в поле, а вечером одевались на бал к Капнисту в новые красные по моде платья, он написал в семейный «Яснополянский почтовый ящик»:

      «Поутру была как баба, а к обеду цвета краба. / Отчего метаморфоза, что из бабы стала роза? / Дело, кажется, нечисто. Есть участие Капниста».

      Или знаменитое двустишье по поводу особого ритуала выпечки именинного Анковского пирога, особенно любимого женой: «Что сильней, чем смерть и рок? Сладкий Анковский пирог».

      Во время службы на Кавказе Толстой в соавторстве с другими офицерами сочинил песню про сражение на р. Черной 4 августа 1855 г., которая стала очень популярной. Она действительно забавная, но довольно длинная, поэтому не буду приводить ее здесь полностью, а начинается она так:

      «Как четвертого числа / Нас нелегкая несла / Горы отбирать…» Толстой не был бы Толстым, если бы не философствовал о поэзии. В дневнике, в 70-м году, в расцвете творческих сил, уже окончив «Войну и мир», он рассуждает о поэзии вообще – поэзии, которой немало в образах, сценах, описаниях и даже бытовых мелочах его книг: «Поэзия есть огонь, загорающийся в душе человека. Огонь этот жжет, греет и освещает. Есть люди, которые чувствуют жар, другие теплоту, третьи видят только свет, четвертые и света не видят. Большинство же – толпа – судьи поэтов, не чувствуют жара и теплоты, а видят только свет.

      И они все думают, что дело поэзии только освещать. Люди, которые так думают, сами делаются писателями и ходят с фонарем, освещая жизнь. (Им, естественно, кажется, что свет нужнее там, где темно и беспорядочно.) Другие понимают, что дело в тепле, и они согревают искусственно то, что удобно согревается (то и другое делают часто и настоящие поэты там, где огонь не горит в них). Но настоящий поэт сам невольно и с состраданием горит и жжет других. СКАЧАТЬ