Рыба говорит. Сергей Михайлов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ктике: не фиксироваться, а «скользить» по стилям. Стилем становится само это скольжение: его направление, его скорость. Вот и у Сергея Михайлова стиховой темп входит в само содержание высказывания. На мелодию романса или блатной песни ложится прерывистое личное дыхание. И это соединение легкого мотива с тяжелыми словами заявляет себя как тревожная новость.

Михаил Айзенберг

      Локус Калининграда-Кёнигсберга обладает двойственной, по сути, антагонистической природой: с одной стороны, это место пересечения и взаимодействия, как правило насильственного, разных культур и цивилизаций, с другой – образцовая «ничейная земля», место, из которого когда-то изъяты его автохтоны и наделяемое то и дело чужими смыслами («…То были наши дети / На краденой планете…»). Поэзия Сергея Михайлова в каком-то смысле конгениальна этому пространству: насыщенность разнородными и разноприродными реалиями и отсылками, она репрезентирует в то же время некое тотальное отсутствие, неизбывную тоску по той наполненности мироздания смыслом, который бы не светил отраженным светом («Хочешь знать как ржавеет нож / В доме в котором ты не живёшь…»). Мир полон обманок, выморочных предметов и явлений («Зуммер лампочки больной / Ноет надо мной / Чей то голос не к добру / Я не разберу…»). Подобный неизбывный трагизм маскируется блеском и филигранным письмом Михайлова, и в то же время – легкостью и лихостью его просодической манеры, не побоюсь этого – слова – напевностью (при всей насыщенности анаколуфами, эллипсисами и плеоназмами), но не обманет внимательного читателя.

Данила Давыдов

      В формальном плане, если понимать «форму» в узком смысле, стихи Сергея Михайлова довольно традиционны (не случайно эпиграфом к одному из стихотворений взята фраза из «Архивного дела» Бунина).

      Автор словно бы застегивается на все пуговицы униформы с высоким стоячим воротником, это помогает держать выправку и не бросать слов на ветер. Мусорный, сбивающий с ног ветер истории, на котором не расслышать сказанное за десять шагов. Тем важнее, если все же эти десять шагов проделать, интонация, мгновенно цепляющая своей подлинностью, настоянная на горечи и стоическом принятии неизбежной дистанции. Здесь все произносится сквозь зубы, стиснутые опытом боли, которую не унять никакой близостью, никаким искусством. Но и безыскусными эти стихи не хотят притворяться. «Архивное дело» – не стихотворение, а рассказ Бунина, однако фраза, взятая эпиграфом, – «…всё пришивал да присургучивал…» – вполне способна заставить читателя обмануться. Рассказ датирован 1914-м, годом катастрофы, и повествует о нелепой смерти старичка-переписчика, этакой реинкарнации Акакия Акакиевича. И это лишь один, но характерный пример того, как не самые очевидные нюансы и подтексты образуют подкожную ткань, нерв этой поэзии, пропущенной, по завету другого «архаиста», сквозь прозу, подчас самую низкую. В самодисциплине, скрытности, нежелании притворяться – ее особое достоинство, столь редкое в наши дни.

Александр Скидан

      «Двое уже пропали на этой койке…»

      двое уже пропали на этой койке

      только приляжет и всё нет человека

      вы гражданин прекращайте свои попойки

      я полночи ворочаюсь как моральный калека

      ах душа моя девочка что же ты так поблекла

      выйдешь в общество каждый второй покойник

      «Калинин ад приветствует тебя…»

      Калинин ад приветствует тебя

      Широкоскулой девичьей улыбкой

      Что видел ты у матери над зыбкой

      Ей грудь ненасытимо теребя

      В окне висела розоватой скибкой

      Луна ещё безмолвна и груба

      Тобой не просвещённая раба

      Монаршей ночи без того уж зыбкой

      К рассвету всенародная труба

      Когда заныла похоронной скрипкой

      И заплутала в бородёнке хлипкой

      К тебе не проходимая тропа

      Калинин ад приветствует тебя

      Промозглым парком и скамейкой липкой

      Оборванной как жизнь трамвайной ниткой

      Столь нищенским исходом октября

      Что кажется неиспросимой пыткой

      Сияние советского рубля

      Со дна морского нивами репья

      Луной всё так же и немой и брыдкой

      Над «сковородкой» да потешной дыбкой

      Тебе по чину колья затупя

      Тебе к надгробью брошенной гвоздикой

      Калининград приветствует тебя

      «С Девау подымается туман…»

      С Девау[1] подымается туман.

      Не цеппелин, не, господи, биплан —

      Туман, что твёрже стали.

      Он занимает город. Взят взаймы,

      Тот зябнет в приближении зимы

      Между кострами.

      Между СКАЧАТЬ