И возвращается ветер.... Владимир Буковский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Екклесиаста не знает. Так появилось новое название – «To Build a Castle» («Построить замок»), – подсказанное Татьяной Максимовной Литвиновой.

      Немцам же не понравились оба варианта, и они придумали свое, этакое длиннющее немецкое словечко, в переводе означающее «Тот-самый-ветер-который-дует-с-гор-когда-на-реках-ломается-лед». Голландцы и того хуже, ни слова мне не сказав, попытались объединить оба символа, и получился у них не то за́мок под ветром, не то ветер под замко́м. Ну, а что там насочиняли японцы, я, видимо, никогда не узнаю.

      Так и поплыл мой кораблик, меняя на ходу флаги. В одних странах его встречали бурно, в других он прошел незаметно, и я наконец потерял его из виду, как вдруг он объявился в Польше, в самый разгар военного положения или, как тогда говорили, «Польско-Ярузельской войны». Издатели, подпольная еще в то время «Солидарность», прислали мне в подарок несколько копий, поразивших меня завидным качеством их подпольной печати. И даже теперь, четверть века спустя, когда я попадаю в Польшу, неизменно подходят пожилые уже теперь люди, просят надписать эти пожелтевшие, истертые книжки.

      Проникнув же за «железный занавес», закрутился кораблик по бурным водам Восточной Европы. То там мелькнет, то тут проскочит, уследить невозможно. Добрался и до России, успев как раз ко времени крушения советского режима. Помню, тогда меня немало беспокоило то, что в книге я назвал много имен и стукачей, и наседок, и следователей, да и просто людей сломавшихся. Подумал даже, не попросить ли редакцию заменить эти имена буквами. Наверняка, думал я, найдутся ведь теперь такие «мстители», что и разыщут, и обличат, и до детей их докопаются. Меньше всего мне хотелось, чтобы моя книга только добавила ненависти в стране, где уже и так накопились ее многие мегатонны. Не затем я писал ее, чтобы кого-то обличать и требовать к ответу.

      Это ведь не обвинение, а свидетельство, причем свидетельство того, что в конечном счете все зависит от нас самих, ибо человек всегда свободен, всегда у него есть выбор и, стало быть, всегда он несет ответственность за происходящее. А уж коли сотворилось в нашей стране такое чудовищное зло, на каждом из нас есть крупица вины. Больше ли, меньше ли – кто это взвесит?

      В этом и была, если хотите, философская суть нашего движения, наша программа. И что бы ни говорили в свое время многие мои друзья, коим не терпелось объявить наступившие в стране перемены нашей победой, программа эта осталась невыполненной. Общество не пошло за нами, не осознало ни своей свободы, ни своей ответственности, а, получив гласность сверху, в качестве подарка, так и не знало, на что бы такое употребить ее. Промучившись так с десяток лет, сами же и выбрали себе в правители привычных старых палачей, сразу избавившись ото всех трудных вопросов.

      Но каким же ветром несет теперь мой кораблик опять в Россию? К добру ли, к худу ли? Кому и зачем в этой, казалось бы, уже обреченной стране нужно теперь мое свидетельство о свободе? Конечно, коль скоро в стране возрождается тирания, люди вновь задаются вопросом, что ей можно противопоставить. Вот только готово ли общество – в большинстве своем отвергшее наши решения и тридцать, и двадцать, и десять лет назад – принять их сейчас? Неужели теперь, на пороге гибели страны, произойдет чудо и возникнет из хаоса новое племя бунтарей, которые сделают то, на что их трусливым отцам духу не хватило, – покончат с остатками тоталитарного режима, превратившегося в мафию, отстранят поколения, испорченные десятилетиями рабства, и начнут строить новое общество? Увы, трудно в это поверить.

      Впрочем, разве мы когда-нибудь рассчитывали на победу? Да нет, мы просто выполняли свой долг. Несчастна страна, где простая честность воспринимается в лучшем случае как героизм, в худшем – как психическое расстройство. В такой стране земля не родит хлеба. Горе тому народу, в котором иссякло чувство достоинства. Дети его родятся уродами. И если не найдется в той стране, у того народа хотя бы горстки людей, да хоть бы и одного, чтобы взять на себя их общий грех, никогда уже не вернется ветер на круги своя.

      По крайней мере, я так понимал свой долг и потому ни о чем не жалею.

      Кембридж, декабрь 1989 – август 2007

      Говорят, если внезапно поднять водолаза с большой глубины на поверхность, он может умереть или, во всяком случае, заболеть такой болезнью, когда кровь кипит в жилах, а всего точно разрывает изнутри. Нечто подобное случилось со мной темным декабрьским утром во Владимире.

      Начинался обычный тюремный день, очередной в бесконечной веренице однообразных тюремных будней. В шесть часов, как водится, с хриплым криком прошел надзиратель вдаль камер, колотя ключами в дверь: «Падъ-ем! Падъ-ем! Падъ-ем!» В серых сумерках камер зашевелились зэки, нехотя вылезая из своих мешков, выпутываясь из наверченных одеял, бушлатов, курток. Провались ты со своим подъемом!

      Заорал репродуктор. Раскатисто и торжественно, словно на параде на Красной площади, заиграл гимн Советского Союза. Холера его заешь, опять забыли выключить с вечера. «Говорит Москва! Доброе утро, товарищи! Утреннюю гимнастику начинаем с ходьбы СКАЧАТЬ