(Вечер, тикают часы, стрекочут цикады. ФИЛИП и МЭРИ в кровати, оба читают, одна лампа над кроватью. Он откладывает книгу и долго смотрит на МЭРИ).
Картина 1
МЭРИ. Не начинай, Филип.
ФИЛИП. Не начинай что?
МЭРИ (не отрываясь от книги). Не начинай ко мне приставать.
ФИЛИП. Я к тебе не пристаю.
МЭРИ. Собираешься пристать.
ФИЛИП. И почему нет? Ты – моя жена. Я могу приставать к своей жене. Мужчина может приставать к своей жене. Это даже где-то записано. Я часто приставал к тебе раньше. И ты меня поощряла. Если на то пошло, время от времени ты ко мне приставала. Я помню.
МЭРИ. Вот и наслаждайся воспоминаниями.
ФИЛИП. Это не означает, я надеюсь, что ты больше никогда не позволишь приставать к тебе? (Она продолжает читать). Мэри? Почему я не должен приставать к тебе?
МЭРИ (смотрит поверх книги). Потому что если творение невозможно, если ничего не может быть сотворено, если деяние не ведет к сотворению чего-либо, тогда само деяние, каким бы приятным оно в свое время ни казалось, какими бы ни были намерения, становится по сути нелепым и грязным. Аналогично становятся нелепыми и грязными те, кто участвуют в этом деянии, и это, Филип, причина, по которой ты не должен ко мне приставать.
ФИЛИП. Ох. (МЭРИ читает. Он обдумывает ее слова. Потом выключает свет. Темнота).
МЭРИ (после паузы, по-прежнему держа книгу перед собой). Как я понимаю, ты чтение закончил. (Он молчит). А твое молчание означает, что ты согласен со мной насчет приставания и неприставания, и желание приставать ко мне у тебя отпало, возможно, навсегда. Я ошибаюсь? (Молчание). Твое молчание говорит о том, что нет. (Закрывает книгу). Я закрыла книгу – этот звук ты сейчас слышал. Теперь я буду спать. (ФИЛИП включает свет). Знаешь, Филип, в большинстве цивилизованных стран принято читать при свете и спать в темноте.
ФИЛИП. Мы можем что-то усыновить.
МЭРИ. Спокойной ночи, Филип. (Она выключает свет. Они сидят в темноте).
ФИЛИП. Я сказал…
МЭРИ. Да, я слышала, что ты сказал. Я еще не дошла до того, чтобы вставлять в уши некие предметы, дабы не слышать, что ты там говоришь, но не исключаю такой возможности в ближайшем будущем. Ты сказал «что-то». Усыновим что-то. Я не хочу усыновлять что-то.
ФИЛИП. Я говорил про ребенка. Малыша. Младенца. Потомка. Он будет сосать. Мы будем его переодевать.
МЭРИ. Сосать – это хорошо. Мы можем усыновить маленького поросенка, я буду его кормить, одевать, всюду возить с собой. А когда он станет старше, начнет жиреть и страшнеть, мы сунем ему в пасть яблоко и поджарим.
ФИЛИП (накрывает ее руку своей). Мэри.
МЭРИ (отдергивает руку). Пожалуйста, без прикосновений. Мою кузину удочерили. Она узнала об этом в семнадцать лет. У нее началась истерика. Она рехнулась. Я не хочу, чтобы мой маленький сосунок рехнулся.
ФИЛИП. Наш сосунок не рехнется. Я готов гарантировать тебе. Даже в письменном виде. Ставлю на это свою жизнь. Я абсолютно в этом уверен.
МЭРИ. Нет. Меня это совершенно не устраивает. И пожалуйста, в будущем не тяни ко мне руки. Ты ничего об этом не знаешь. У тебя не было кузины.
ФИЛИП. История твоей семьи здесь совершенно неуместна. В настоящий момент меня заботит история НАШЕЙ семьи. Или возможное полное отсутствие будущего в истории нашей семьи. Или полное отсутствие будущей истории нашей семьи. Я уверен, ты понимаешь, что я пытаюсь сказать.
МЭРИ. Не имею ни малейшего представления.
ФИЛИП. Я пытаюсь сказать, что мне нужно прикасаться к тебе. Иногда мне нужно прикасаться к тебе. Не думаю, что в этом есть что-то неразумное. Мне просто нужно, время от времени…
МЭРИ. Послушай.
ФИЛИП. Я просто не понимаю, почему мы не можем…
МЭРИ. Заткнись и послушай.
ФИЛИП. Что?
МЭРИ. Так ты не слышал?
ФИЛИП. НЕТ!
МЭРИ. Я что-то слышала.
ФИЛИП. Где?
МЭРИ. Думаю, в подвале.
ФИЛИП. В подвале ничего нет.
МЭРИ. Послушай. (Они слушают). Вот. Теперь слышишь?
ФИЛИП. НЕТ!
МЭРИ. СКАЧАТЬ