О лебединых крыльях, котах и чудесах. Эйлин О'Коннор

Чтение книги онлайн.

      Червяки

      У меня есть привычка: я убираю с дороги червяков. По разным причинам, в том числе из симпатии к этим безобидным существам, но в первую очередь – руководствуясь эстетическими соображениями. Раздавленный червяк оскорбляет мой художественный вкус. Он лежит синюшный, обезображенный ботинком сорок третьего размера, и некогда упругое тело его безжизненно свисает с бордюра.

      В то время как червяк живой, атласный, гибкий, как балерина, и отливающий павлиньей синевой – так вот, повторяю, упитанный цветущий червяк ласкает взор и внушает веру в будущее. Землю разрыхлят тысячи молчаливых кольчатых тружеников, зерна прорастут, ростки заколосятся, и даровано будет людям вдоволь пшеницы и овса, – вот о чем безмолвно вещает мне червяк, встретившийся на дороге.

      Однажды случилось так, что я возвращалась летним вечером из гостей, злоупотребив хозяйской настойкой (в свое оправдание могу сказать, что это была настойка на молодых почках черной смородины – лучшее, что придумало человечество после пленки с пузырьками). Незадолго до этого прошел дождь, и на тротуар перед домом повыползали червяки.

      Представьте: поздний вечер, лужи, фонари, сирень бушует в палисаднике и ломится через забор, а на асфальте десятки обреченных существ скручиваются колечками и знать не знают о том, что завтрашний день принесет им погибель.

      Этого нельзя было допустить.

      Я вернулась к углу дома, где высадил меня таксист, и проделала путь до подъезда заново. Через каждые два шага я наклонялась, поднимала червяков и бросала в палисадник. Один страдалец за другим отправлялся к долгой жизни, к новым свершениям, символизируя собой победу добра над бездушной поступью судьбы.

      Когда последний червяк перелетел над оградой, я поняла, что миссия моя завершена.

      Гуманизм восторжествовал.

      Следующее утро выдалось не самым лучезарным из тех, что мне довелось прожить. Положение мое усугублялось тем, что я должна была отвести ребенка на утренник.

      Я встала. Собрала дитя, стараясь не делать резких движений. Вышла на улицу и возле первой же чахлой сирени встала в оцепенении.

      На кусте висел червяк.

      Ребенок сказал что-то вроде «ой, дохлый червячок, как же он сюда попал». У меня была догадка, как он сюда попал, но я молча пошла дальше.

      Через несколько шагов опасения мои подтвердились.

      Вдоль всего палисадника рос низкий стриженый кустарник, что-то вроде живой изгороди по пояс высотой. Накануне под воздействием выпитого рука моя описывала широкий полукруг. Точно сеятель, разбрасывающий облигации государственного займа, я щедро расшвыривала червей. До земли долетела в лучшем случае треть, а остальные встретили свой конец на ветвях этого куста.

      Путь до угла дома, который накануне я проделала, веселясь и танцуя, в то утро превратился в персональную выставку жертв моего гуманизма. Даже на человека с менее развитым воображением трупы червей на высоте метра от земли могли произвести странное впечатление. Что уж говорить обо мне, виновнице этого адского перформанса. Складывалось ощущение, что чья-то злая воля покарала невинных существ. Как будто здесь прошёл озверевший рыбак-неудачник, или обезумевший гельминтолог, дико хохоча, бежал, сверкая зубами в свете фонарей.

      Вот с тех самых пор, когда мне говорят, что гуманизм опять восторжествовал – на конкретной улице, в конкретном районе или в конкретном городе, – я сразу начинаю думать, что неплохо бы дождаться завтрашнего дня. Потому что кроме явных последствий есть еще скрытые, и хотя это довольно очевидная мысль, СКАЧАТЬ