Каменистая дорога. Оптимистичный стимпанк. Ярослав Анатольевич Бабкин

Чтение книги онлайн.

      Из преамбулы «Уложения о законах и наказаниях уголовных автократии Борейской» принятого в год Змеи цикла сто сорок седьмого от Великой Проповеди.

      Тёмное сырое место. Холодное. И тесное. Шириной камера едва больше полусажени, а длиной от силы полторы. Три каменные стены, дыра в полу, прогнивший соломенный топчан – милая родина и уютный дом многим поколениям членистоногих кровососов. Окно… Если эту амбразуру можно назвать окном. Впрочем, она хотя бы есть. Камера расположена на среднем ярусе, и зарешечённая дыра выходит в облицованный камнем водосточный ров. Если подойти совсем близко, то в самом верху можно будет разглядеть узенькую полоску неба. А существует ещё и нижний ярус. И, как говорят, даже подвальный. Откуда иногда доносятся едва слышные отголоски криков. Хотя, может и не оттуда. Рыданий и криков здесь везде хватает.

      Снаружи какой-то шум. Совсем тихий. Но в одиночке слух обостряется. Четвёртой стены у камеры нет. Там решётка и за ней дверь. Прочная дубовая дверь. И она сейчас открывается. Странно. Баланду приносили совсем недавно…

      – Эй. Арестант. Подойди к решётке.

      Ходит он теперь редко. Да и куда здесь ходить? От двери до дыры в углу только…

      – Ближе. К самой решётке.

      Там светло. То есть на самом деле там скорее полумрак – на электричестве здесь экономят, – но после камеры и это кажется ярким светом.

      – Повернись. Руки за спину.

      Он становится спиной к решётке. На запястья опускаются холод и тяжёлая шершавость металла. Скрежещет замок.

      – Теперь отойди.

      Пара шагов вглубь камеры. Всего два. А он уже на полпути к окну.

      Грохочет открываемая решётка.

      – Выходи.

      Там воздух. Много воздуха. Пустота проходит сквозь все этажи огромным колодцем. Тюрьма напоминает бочку. Пустую и с толстыми стенами. В которые набиты камеры как ячейки в соты. Двери. Бесконечные ряды дверей. Выжженные на дубовых досках номера и индексы. У арестантов нет имён. У них есть лишь номера камер.

      – Шагай.

      Под ногами поёт металл. Стальные балки, чугунные решётки, клёпаные ступеньки. Сквозь ажурные конструкции видно все этажи. И вверх, и вниз. Каркасы и решётки заполняют тюрьму как паутина старый дуплистый пень.

      Они идут вверх. Лестница за лестницей. Площадка за площадкой. Одна раздвижная дверь в решётчатой стене за другой. Зачем им столько дверей? Замки лязгают, безликие фигуры в сером бесшумно скользят, чтобы открыть следующую дверь. У них мягкие башмаки. Арестант не должен слышать, как подходит надзиратель.

      Комната. В ней окно. Настоящее окно. Не амбразура, выходящая на дно вечно сырого рва, а самое настоящее окно. Стекло в деревянном переплёте. За ним море и пёстрое весеннее небо с рваными облаками. Чайки. Вдали щетинится мачтами рейд. И свет. Яркий. Ему приходится щуриться и всё равно изображение мутнеет и расплывается. Он отвык от света.

      – А вот и он…

      – Надо же, никогда бы не подумал…

      – Тише, господа…

      – Можете идти, капрал. Когда вы понадобитесь, мы вас вызовем.

      – Так точь, вашбродь! Слушсь.

      Их несколько человек. Холёные аристократические лица, благородные седины и воинственные бакенбарды. Золотое шитьё поблескивает на дорогом сукне мундиров, а накрахмаленные воротнички оттеняют переливчатую ткань сюртуков. Глаза уже почти привыкли, и он может рассмотреть их лица. Рассмотреть и запомнить…

      – У вас ко мне дело, господа?

      Странно опять слышать свой голос. Кажется, он не говорил целую вечность.

      – С чего ты взял? – это молодой, вздорного вида, в самом углу.

      – А зачем ещё благородным господам может понадобиться арестант-смертник? На казнь они могут посмотреть и так…

      Губы СКАЧАТЬ