Тигрушка (сборник). Анатолий Гладилин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ и гранатометами. Сбежали из сумасшедшего дома? В так называемых молодежных редакциях телевидения, 15-й и 16-й, высказывались более рискованные предположения. Может, это люди из ультраправого Национального фронта? А одна горячая голова бросила реплику – сам слышал: «А вдруг это русские?» Правда, более опытные и осторожные коллеги сдерживали пыл энтузиастов политкорректности – дескать, надо подождать официальной информации из Управления полиции. Наконец официальная информация пришла. Увы и ах! К величайшему сожалению прогрессивной французской общественности, редакцию «Шарля эбдо» расстреляли не ультраправые и даже – как обидно! – не русские. Убили журналистов наши любимые арабы, причем не из Аравийской пустыни, а родившиеся и выросшие во Франции. Ай-яй-яй! Как же так? Ведь это противоречит всем нашим теориям.

* * *

      На склоне лет (а видимо, в эту прекрасную пору я уже вскарабкался) трудно писать короткие рассказы. Почему? Ну естественно, по кочану, со всеми капустными составляющими солидного возраста. Стоп! Короткая ремарка (в следующий раз обозначим ее как К. Р.): наукой замечено, что даже очень образованный человек, карабкаясь по склону, забывает не только иностранные, но и массу слов своего родного, великого и могучего, зато неожиданно всплывает сленг его детства. В моем случае: блатной говор Казани военного времени. «Старушка не спеша дорожку перешла, ее остановил милиционер» – веселая антисемитская песенка, которую мы, семилетние пацаны, бодро распевали, не задумываясь… Впрочем там были и приличные слова: «Я никому не дам, все схавает Абрам, а курочку поделим пополам».

      Да, так на чем мы остановились? На кочане и капусте? А выпрыгнувшая К. Р. наглядно доказывает, что на склоне каждая фраза влечет за собой какую-то историю, к данному повествованию отношения не имеющую, но которая вертится на языке и норовит брызнуть на бумагу.

      К. Р. Мог бы продолжить: «…и на склон, тем самым убыстряя скольжение». Ладно, я человек добрый, торможу лаптей («Вантя! Тормози лаптей, дяревня близко» – из казанского сленга).

      Между прочим, за те самые ваши драгоценные минуты, которые вы потратили на чтение этих абзацев, в современном голливудском фильме произошло бы как минимум три убийства и сюжет резко закрутился. Но я человек мирный (в трех абзацах сделал себе два комплимента) и в моем возрасте глупо куда-то торопиться.

      Итак, не будем подражать вещему Бояну, который, как известно, чтобы песнь сложити, любил растекашиться мыслею по древу, и начнем действо в строгом рациональном стиле немецкой бюрократии. Мне позвонил начальник русской редакции «Дойтче велле», немецкого радио, делающего программы и на Россию:

      – Наши редактора жалуются, что иногда вас трудно найти, а заказ срочный. У нас несколько ваших телефонов, но никто не знает, по какому вас искать. Я с немецкой пунктуальностью расчертил лист бумаги (начальник в Кельне был русским немцем, а потому обладал чувством юмора) – и записываю, как в адресной книге. Первый телефон. Обозначено – Маша. Кто такая Маша?

      – Моя жена.

      – Правильно. Армбрустер мне рассказывал, что вы однажды с ней приезжали к нам в Кёльн. Но если вас нет по этому телефону, то где вы? Второй телефон. Записано – Алла. Это кто?

      – Моя старшая дочь.

      – Вы у нее часто бываете?

      – Учитывая, что там двое моих внуков, иногда даже ночую.

      – Еще один номер. Записано – Алла.

      – Раньше Алла жила на той квартире. И я там тоже бывал. Теперь не бываю.

      – Какая у вас сложная жизнь.

      – Это у Аллы сложная жизнь.

      К. Р. Большой соблазн модернизировать диалог в манере «старины Хэма», однако соблазну не поддаемся (и возраст тому способствует).

      – Понял, – сказал вежливый начальник из «Дойче велле». – Номер вычеркиваю. А вот еще телефон. Записано – Ира. Это кто?

      – Это мама моей младшей дочери Лизы.

      – А с Лизой можно говорить, если вас там нету?

      – Лиза, как и все четырнадцатилетние девочки, сразу забывает дела взрослых. Ира, наоборот, все аккуратно запишет и передаст.

      Ну вот, благодаря дойтчевеллевской дотошности основные действующие лица заявлены. Слышу детский крик на лужайке. Это большое Алкино семейство, всех их люблю. И еще выделяется бас. Это Сережа Суренков, племянник Иры и двоюродный брат Лизы, которого, уезжая из Москвы, я запомнил веснушчатым карапузом, а когда вернулся в Москву (после провала августовского путча 91-го года), то меня в Шереметьеве встречал двухметровый гвардеец с метровым размахом плеч. (И почему так люди меняются, до сих пор для меня загадка!) Прекрасно понимаю, что на мои возрастные сантименты современному читателю, в памяти которого задержались только стихи Чуковского про Муху-цокотуху, и то из-за строчки «Муха по полю пошла, Муха денежки нашла» (такое с детства запоминается), решительно на… прибавьте сами глагольный корень. Так СКАЧАТЬ