Горизонты исторической нарратологии. В. И. Тюпа

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ касается «большой» Истории народов и человечества, то историческая наука обычно стремится выявить в ней процессуальный фундамент закономерных изменений, подлежащий освещению итеративному и экзегетическому (объяснительному). Однако полная денарративизация исторического знания, к чему стремилась знаменитая школа «Анналов», оказалась невыполнимой задачей. Даже из научной историографии, не говоря о художественной и иных нарративных практиках, невозможно вполне устранить отвергавшуюся основателями «Анналов» «пену событийности».

      В области же литературы, исходя из того, что термин «история» «обозначает содержание нарратива», Вольф Шмид задается вопросом: «каково отношение между изменением ситуации (событием – В.Т.) и историей? Сколько изменений состояния требует последовательность, чтобы стать историей? Количественно определять различие между историей и изменением состояния невозможно – история может состоять лишь из одного изменения. Различие существует на структурном уровне – изменения состояния являются частью истории. История содержит наряду с изображенными изменениями, т. е. динамическими элементами, элементы статические, например, состояния сами по себе, исходные и конечные, агентов и пасиентов, и обстановку»[36].

      К перечисленному ведущим европейским нарратологом необходимо присоединить еще одно – смысловое измерение. Бессмысленное происшествие не является событием и не может быть рассказано – только описано (с позиции непричастного наблюдателя, каким нередко становится ребенок относительно непостижимых для него событий взрослой жизни). А для осмысления происходящего требуется определенный контекст: соположение ряда событийных происшествий (предшествовавших, последовавших, параллельных) и некоторого внесобытийного фона. Любая история может быть рассказана лишь в том случае, если она служит репрезентацией минимально необходимого для этого событийного контекста.

      Наконец, неотъемлемыми параметрами истории являются начало и конец, выхватывающие ее из нарративно неосмысленного потока остальной жизни. Жизнь продолжается, однако данная история с ее автономным смыслом заканчивается.

      Разумеется, история по тем или иным причинам может остаться недосказанной. Однако ощутимый эффект обрыва повествования (финал «Евгения Онегина», например) как раз маркирует неустранимость позиций начала (начальные эпизоды истории тоже могут элиминироваться) и конца, функционирующих порой в качестве «минус-позиций». Таковы «открытые финалы» зрелых чеховских рассказов. В частности, едва ли не самого знаменитого из них – «Студент».

      История о небольшом происшествии с будущим священником в одну из Страстных пятниц самим ее героем соотносится с национальной и мировой историей. Первоначально событийность, а стало быть, и сама историчность течения времени студентом отрицается: точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при СКАЧАТЬ