Секретный дьяк. Геннадий Прашкевич

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ рядом с Троицей, стоит ольха? – совсем негромко шептал один из казаков. – Знающие люди говорят, что нынче Нева подступит к самой ее вершине. Как ударят дожди, как повернет ветер с моря, так вода и подступит. Говорят, допреж такого никогда не бывало.

      А голос уже знакомый: «Молчи, дурак!»

      Все, встаю! – твердо и окончательно решил Иван.

      Но в глубине души, в глухой, в самой потаенной ее глубине, в темной бездне, куда даже сам старался не заглядывать, уже понимал – не встанет, нет, не встанет, не поднимется со скамьи, никуда не пойдет. С восторгом и страхом чувствовал: подступает час тайный, ужасный. Боялся таких часов, но ждал их. Смутную душу скручивает водоворот, летишь, проваливаешься неведомо куда…

      Ох, понял с тоской, сейчас, наверное, шум устрою.

      Или нет… Посижу, но совсем немножко… Мне хватит глоточка…

      Но что-то в душе уже повернулось, уютное тепло разлилось по телу.

      Все чаще поднимал голову, все чаще и внимательнее поглядывал на казачьего десятника, сидевшего напротив него. Ишь, пагаяро! Глотал горькое винцо, а сам думал – много нынче водится занятного по санкт-петербурхским кабакам. Тот же казачий десятник напротив… Сразу видно, прибыл издалека… Платье простое, морда обветренная, бритая, щеки побиты оспой. Ног под столом не видно, но спорить готов – сапоги на десятнике стоптаны. Издалека, видать, притопал в Санкт-Петербурх, и холщовый мешок при нем, брошен под лавку. Почти пустой мешок. Спрашивается, зачем таскает с собой? И глаза острые. О царевиче, вишь, помнит…

      Тряское болото – петербурхские кабаки.

      В Санкт-Петербурхе все на болотах стоит.

      Все в Санкт-Петербурхе как бы немножко в плесени.

      Даже портрет Усатого на стене как бы немножко заплесневел.

      Правда, и на таком портрете государь строг, глаза выпучены и бегают. Грозно присматривается к людишкам: не говорят они там лишнего? Подумал смиренно: вот ведь какое бедное животное – человек. Все в нем всегда открыто, все в нем напоказ, ничего не скроешь.

      И опять прислушался.

      – Говорят, теперь готовятся в Персию… В Персии Гусейн-шах тиранствует… Сильно изможден вином и гаремом, оттого бунты кипят вокруг него… Большой поход, говорят, готовят…

      – А нам в Персию не надо, молчи!

      – А чего молчать? Тут не как в якуцком кружале.

      – Вот, вот, – указал десятник. И повторил свое: – Пагаяро!

      Уже голоса в кабаке роились, как пчелы в улье. И Усатый еще хмурее присматривался с портрета. А я чего? – совсем запутался Иван. Я молчу. И даже нашел силы укорить себя: пьян ведь!.. А совсем недавно хотел уйти… К доброй вдове… Своими ногами… И пьянство не в оправдание. Сам Усатый со стены строго указывает: кто пьян напьется и во пьянстве зло учинит, того не то что простить, того даже особо наказать надобно, потому что пьянство, особо свинское, никому никогда извинять нельзя.

      Без бога ни до порога.

      И опять услышал: «Молчи, дурак!»

СКАЧАТЬ