не ученики, а мученики
Если есть вход, то есть и выход. Так устроено почти все.
Ящик для писем, пылесос, зоопарк, чайник…
Но, конечно, существуют вещи, устроенные иначе.
Например, мышеловка.
Немного огня
Святой Георгий горел.
Горел обстоятельно, качественно, словно сложен был не из камня. Пожар виден был только отсюда – с подвесных железных дорог над заливом маркиза де Помбала – тем более, что в этой пустыне зрителей много не нашлось. Вернее сказать, их нашлось всего пятеро: серых, неприметных, почти одинаковых – они смотрели на огонь, уничтожающий древнюю твердыню, и ждали. Разрушенный приливами Лиссабон простирался на мили и мили, за спинами у серых дышал океан, а из пожара вылетали искры.
Вылетали – и скрывались в ночи. Одна искра выросла, развалилась на три пятна света и стала сама – пожаром: громким, рокочущим. Черная машина прошла над посадочной станцией железной дороги, над головами серых людей, мелькнули проблесковые огни. Прошла – и тишина взялась подчищать ее след.
– Отчеты уже поступают, – сказал один из серых.
И снова стало безмолвно, снова дышал океан и догорал неслышный пожар. Далеко на севере зажглась еще одна искра: то шел к станции ночной поезд.
– По первым данным, план оправдывается.
И снова – молчание.
Серые говорили по очереди, говорили в пустоту, словно персонажи рекламных роликов. Они много чего еще сказали – малозначимого и наверняка судьбоносного, важного, опасного. Иначе зачем им было стоять в ночи на изъеденном ржавчиной полустанке, над пустошью, бывшей когда-то столицей. Иначе зачем?
– Зачем?
– Это последние сведения. Их нужно передать лично.
Пожар стихал, и четверо серых ушли к лестнице – вниз, а один остался, оглушенный грохотом подходящего поезда. Ему предстояли три часа в переполненной электричке. Поезд шел над пустыней, собирая рабочих.
Комната казалась капищем безумца.
Высокое солнце взрезало жалюзи, и его лучи касались огромного жертвенника – стены, испещренной фотографиями, записками и вырезками, распечатками и даже флэшками в виде брелоков. Скотч, булавки, лейкопластырь – человек в сером мог поклясться, что видел даже гвоздь. Увидел – и сейчас же его потерял в мнимом хаосе.
Там, где просвечивались обои, расположились стрелки. Там, где обоев не было видно, – их заменяли нити.
Человек в сером рассматривал этот алтарь, а потом коснулся пальцем размытого снимка в самом центре композиции. Больничный коридор, худая старуха в пижаме, высокий врач. Серый присмотрелся: края фотографии срезали, но все равно было видно, что снимок едва успели спасти из огня.
А старуха оказалась девочкой. Просто седой.
На лестнице послышались шаги, и человек в сером с интересом подумал, какие будут первые слова хозяйки.
– Старк, я вас не звала.
Человек в сером обернулся. Из-за фотографии выпала лента кардиограммы, распрямилась и так и осталась висеть – белый росчерк в полстены.
– Доброе утро, Джоан, – сказал серый. – Простите, такая работа.
Женщина вошла в квартиру и принялась стаскивать тяжелую армейскую куртку. Пахнуло гарью и пылью.
– Я выслала подробный отчет, всё, – сказала она. – Закончили на этом.
– Да, Джоан. На этом – закончили.
– Я уже начала изучать материалы.
Человек в сером покосился на стену и улыбнулся. Солнце полоснуло по его широкой, почти дружелюбной улыбке.
– Вижу.
– Красиво, правда? – спросила женщина, исчезая за дверцей шкафа.
– Вы ведь не забудете это уничтожить?
– Да можете хоть сейчас сжечь.
Человек в сером смотрел, как она переодевается в домашнее, как двигается по комнате. Джоан остановилась, собрала свои длинные волосы в кулак и обнюхала.
– Кошмар. Я иду смывать эту гарь. Если у вас ничего конкретного – до свидания.
– Я хотел спросить, сколько вам понадобится времени на рекондиционирование.
Женщина потрепала хвост волос и еще раз потянула носом воздух.
– Нисколько. И не такая дрянь случается.
– Вы уверены? Строго СКАЧАТЬ